Весной 1942 года две семьи отправились в эвакуацию. На открытой машине ехали по льду через Кронштадт, здесь машину тряхнуло, бабушка и внучек упали на землю. На Финляндском вокзале отец пришел провожать. Сын ел полученную от отца булку, сидя на вещах. Вдруг видит: оборванный пацан ходит вокруг него и что-то подбирает на платформе. Изумился: пацан подбирает крошки от его булки. Понял и запомнил – он до такого не доходил.
Переезд по Ладоге: красивейшая картина – яркое солнце, машины по полколеса в воде, взрывы на льду – немцы стреляют всё мимо, да мимо.
После Ладоги – товарные вагоны, горячая пища на станциях. Вышел на остановке в поле – развороченные после бомбежки вагоны, трупы, один – голым задом вверх. Понял: убит, когда справлял нужду. Запечатлелось.
В Саратовской области, в деревне три сестры с двумя детьми получили отдельный дом. Огородничали, откормили свинью. Крестьянская закваска.
В 9 лет закончилось счастливое детство. Разум созрел: научился строить логические цепочки, предвидеть будущее. И он понял: все люди рано или поздно умирают. Значит, и он тоже умрет. Пусть даже проживет очень долго, но все равно умрет. Почувствовал себя в западне: заманили в нее и всё – назад ходу нет. Запустили в жизнь, не спрашивая согласия. Однажды в полусне полетел в черную бездну, в звездную пропасть – с тех пор ужас неизбежной смерти не отпускал его.
К вере в загробную жизнь его не приучали. Мог бы и сам приучиться ради успокоения. Однако его душа и разум по своей конституции не принимали чуда.[3]
В те свои девять лет успокоил себя по детски просто и ясно: пока вырасту, наука придумает лекарство от смерти, и люди будут жить вечно.
Стал молчалив и замкнут. Оказалось – в отца. «Молчун, — говорила о нем мать, — разговорится, когда выпьет».
В это же время начал много читать, смотреть кино. Мир раздвинулся, в нем были интересные, прекрасные люди. Они совершали подвиги, говорили красиво и благородно. Мальчик удивился тому, что люди в жизни не такие, как в книгах и в кино. Заботятся только о самих себе, говорят неприличные слова, пьют водку, скандалят… Ладно, решил он, это только здесь в саратовской деревне такие, вернусь в Ленинград, там встречу настоящих людей. (Не встретив их по приезду в Ленинград, долго еще, вплоть до взросления, надеялся встретить книжно-киношных людей в другой среде: на работе, в мире искусства и т. п.)
Осенью он собрался идти во второй класс. Деревенские сверстники сказали:
