Обидчивый Колесов запоминал все нанесенные ему Фатей обиды.
На ответе по «Обломову» она спросила, какого цвета были у Захара панталоны и сюртук. Он озлобился и заупрямился. Она подытожила:
— Вот не знала, что ты такой ленивый да безалаберный.
Поставила единицу и обещала не спрашивать всю четверть.
Поставила двойку за биографию Горького: всё рассказал, но не привел дословно цитат. Поставила тройку за четверть. Хотел нагрубить после уроков, но не дождался, плюнул и ушел.
Фатя ведет еще и логику. Недавно поставила ему пять, а на другой день двойку: она пришла в класс без журнала, вызвала вне очереди. Результат ясен.
Он начал приспосабливаться: сочинение по «Делу Артамоновых» писал просто и ясно, использовал записанные мысли Фати. Она похвалила:
— Вот Колесов написал хорошее сочинение, чуть не на пять. Очень приятно.
Но поставила четыре.
Периодически она поднимается со своего места и, поглаживая и поправляя что-то на животе – ее характерный жест – начинает ругать класс за лень, ругать серьезно и в то же время удивленно улыбаясь и широко открыв глаза.
Иногда на него вдруг находило:
— Какого черта и сколько еще времени я буду сидеть здесь, слушать глупую болтовню глупой старухи – о, черт!
Однажды случилось страшное: Фатя обнаружила в журнале две большие кляксы против фамилий Терентьева и Герасименко, там, где стояли их двойки.
Она начала тихо:
— Какое отвращение вызвали у меня эти поступки, — обращаясь к подозреваемым, кто это сделал?
— У меня стояла одна двойка, а не две, — сказал Герасименко.
Немного поспорили. Терентьев изобразил невинного младенца:
— Я ничего не делал.
Фатя заходила между партами, повысила голос на Терентьева:
— Вы нахал, мало того, вы наглый нахал, да, наглый нахал.
Гускин с места вставил недовольным голосом:
— Может быть, это кто-нибудь нечаянно сделал.
Началась душераздирающая сцена: Фатинья вспылила и кричала таким голосом, какого класс от нее раньше не слышал.
— Нечаянно! — орала она Гускину, — я вот вам по физиономии дам и скажу, что нечаянно!
Эти слова с вариациями она кричала минут пять.
В это время Зиновий шептал Гускину:
— Она тебе даст, ты отвернешься, я надбавлю, ты и не заметишь.
— Сегодня же собрать комсомольское собрание! — кричала Фатинья, сидя за столом и стуча по нему кулаками, — и обсудить! Комсомольцы!
Затем она закрыла лицо руками, на лице и за ушами выступили красные пятна. Так все долго сидели тихо. Наконец она обратилась к старосте слабеньким, даже умоляющим голосом:
