Когда ощущение верха и низа вернулось, я села, ошалело мотая головой. Мир расплывался перед глазами, солнце ослепляло - очки, ещё раньше свалившиеся с носа, улетели в неизвестном направлении, и найти их теперь было не легче, чем иголку в стогу сена. Вокруг подсолнухи укоризненно покачивали тяжелыми лохматыми головами, а прямо передо мной, у обочины, стоял взъерошенный Стёпка, жутко изогнув спину и злобно шипя на что-то. Больше всего это "что-то" походило на маленький смерч - крутящийся столб пыли, висящий в нескольких ладонях над дорогой. И я могла дать в заклад бабулин золотой зуб, что именно из-за этой дряни (чем бы она ни была), меня только что едва не разобрало на запчасти.
Вихрик меж тем развернулся, обогнул "Ладу" и стремительно промчался мимо нас, вновь подняв пыль и заставив Стёпку прижаться к земле, а меня - спрятать лицо в ладонях. Новый разворот - листья и земля летят в лицо, а за свистом и шумом ветра отчётливо слышится издевательский смех…
Я разъярилась не на шутку. Мало мне девушки с огненным мечом, монстров из ночного кошмара алкоголика, кошмарных криков и сломанной машины - теперь ещё и какая-то вихревая пакость смеет надо мной потешаться?! Адреналин вскипел в крови, пальцы нащупали тяжелую подсолнечную головку, похожую на мексиканское сомбреро. Я подорвалась с места, прыгнула вперед и, не найдя ничего лучше, запустила своим "снарядом" прямо в пылевой вихрь.
Раздался громкий обиженный вопль, вихрь развеялся, улеглась пыль, и на дорогу навзничь упал мальчишка с лохматыми пепельно-серыми волосами, тощий, как былинка, одетый в какие-то невообразимые лохмотья.
- Что такое! - гневно закричал он, вскакивая на ноги и потрясая кулаками. - Что за хамство?! Да и вообще, кто кидается подсолнухами?!
- Я кидаюсь? - взвизгнула я, желая немедленно сорвать на ком-нибудь свой страх и злость. - Я?! А кто людей с дороги сбивает? Ах ты, мозгляк! Как тебе не стыдно?! Что мы тебе сделали?!
- Мозгляк?! - тонко взвизгнул мальчишка. - Я тебе покажу мозгляка! Да я тебя!…
Верный Стёпка выскочил передо мной на дорогу. В распушенной шерсти застряли веточки и листочки, усы воинственно топорщились, уши стояли торчком. Он грозно поднял переднюю лапу, выпуская когти, в чьей остроте не раз убеждалась сама хозяйка, и утробно зарычал. Мальчишка осёкся и подпрыгнул, как заяц.
- Ой, деда-дедуся! - испуганно заверещал он. - Коргуруш, чтоб меня на семи ветрах развеяло-разнесло! Ой, горе-злосчастье, на ведьму налетел! Не губи-и-ите! - он рухнул на колени.
