КАК ВЫГЛЯДЕЛА БОЛЬШАЯ ЧИСТКА ИЗ ОКОН ДЕТСКОГО ДОМА
Аресты все еще не прекращались. После нашего возвращения из Крыма, в конце августа 1937 года, они даже усилились. Осенью 1937 года было превзойдено всё, что было раньше.
Для меня теперь не было необычным, когда я, придя к кому‑либо из знакомых, обнаруживал опечатанную дверь или другую семью, которая вселялась на жилплощадь арестованных. «Арест»… это еще несколько лет тому назад звучало так страшно и было редким исключением, а теперь это стало совершенно обычным явлением. По дороге в школу я видел почти ежедневно зеленые машины, которые везли арестованных[1]. Все чаще мы слышали об арестах ведущих деятелей Коминтерна, которых до этого ставили нам в пример. Однажды ночью исчез не только учитель школы им. Карла Либкнехта, но и редактор «Центральной немецкой газеты» («Deuitsche Zentralzeitung») и сотрудник «Клуба иностранных рабочих». Мы всё время узнавали о новых арестах в доме эмигрантов и среди шуцбундовцев. Лица школьных учителей и воспитателей в детском доме, лица докладчиков из Коминтерна были отмечены постоянным страхом, в котором они жили.
Те, кто еще не был арестован — они называли иногда самих себя «оставшиеся» — держали себя по–разному.
Большинство было охвачено психозом страха; они вели себя, как загнанная дичь, непрерывно следя за правильностью своих поступков, чтобы избежать ареста.
Но что было правильно?
«Самое главное теперь, — думали многие, — вообще по возможности избегать каких‑либо высказываний на политическую тему, даже если ты уверен, что это отвечает линии партии. Молчание, молчание и еще раз молчание, это — заповедь переживаемого часа».
«Сегодня нет ничего опаснее молчания, — думали другие, — это только вызывает подозрение, что у тебя есть задние мысли и вообще ты враг народа. Как раз в сегодняшней обстановке особенно важно быть активным и по всем вопросам ежедневно выражать свое мнение в духе передовиц «Правды».
«Нельзя знать, кто завтра будет арестован как «враг народа», так что лучше всего ни с кем теперь не раскланиваться и полностью себя изолировать», — так рассуждали многие.
«Надо именно теперь быть со всеми, как можно любезнее. Надо вести себя так же, как и раньше, держать себя так, будто вы не замечаете происходящей чистки. Ничто так не опасно, как уединение и изоляция», — рассуждали другие.
— Самое важное теперь — проверить свои книги. Все книги, содержание которых не полностью отвечает генеральной линии партии, нужно тотчас же сжечь, — говорили одни.
