Наш переход в русские школы привел скоро к тому, что некоторые из нас начали и между собой говорить по–русски. Это был первый шаг на пути к нашей советизации и руссификации, которые всё сильнее ощущались с 1937 года.
В начале 1938 года был сделан второй шаг: немецкая школа им. Карла Либкнехта была распущена. Ввиду ареста учителей, директора школы Желаско и его преемника Крамера, продолжать занятия в школе было дальше невозможно. Теперь и остальные австрийские и немецкие дети перешли в русские школы.
Наш дом стал все больше походить на русские детские дома. Правда, нас еще навещали представители австрийской и германской секций Коминтерна, мы слушали доклады об антифашистской борьбе в Германии и Австрии, или о событиях в Испании, но все чаще у нас стали появляться русские докладчики, которые должны были знакомить нас с политическими проблемами Советского Союза.
Мы учились рассматривать все вопросы с политической стороны или, как мы выражались, «с принципиальной точки зрения» и привыкали оправдывать все то, что делает Советский Союз, даже самое из ряда вон выходящее, даже то, что по существу противоречило идеям социализма.
Вначале многие воспитанники нашего дома писали письма родителям или родственникам в Австрию, но с течением времени эти связи ослабевали. Мы все реже думали об Австрии и Германии, и все больше и больше о Советском Союзе. В первое время на наших собраниях в доме говорилось о Советском Союзе как нашей «второй родине». В дальнейшем слово «вторая» было отброшено и постепенно мы начинали себя чувствовать так, будто Советский Союз — наша единственная и настоящая родина.
В наших разговорах между собой наименования Австрия и Германия встречались все реже и реже. Воспоминания тускнели. Мы стали молодыми «советскими людьми, которые по национальности были немцами или австрийцами, но по своим мыслям и чувствам принадлежали Советскому Союзу.
Так, за время с 1934 по 1938 год наш детский дом приобрел совсем иной облик. К тому же он перестал, по существу, быть детским. Незаметно «младшие» превратились в «средних», «средние» в «старших», а те, кто были уже «старшими» — никак не подходили к «детскому дому». По вечерам, в субботу и воскресенье у нас устраивались танцы и посторонний посетитель вряд ли признал бы в танцующих парах — воспитанников детского дома.
Еще недавно наши педагоги и ночные дежурные сестры должны были улаживать ожесточенные детские драки, теперь они стояли перед другими проблемами, так как большинство воспитанников нашего дома поддались очарованию первых любовных увлечений. Но мы для этих самых счастливых лет юности «выбрали» себе плохое время!
