— Прокоп Ильич! В чем же грешна-то госу…
— Гони! — рявкнул Петр Лукич и так двинул Якова по спине, что чуть не свалил с облучка.
Пришлось учителю с учеником догонять благодетеля.
Прокоп Ильич до начала представления провел Федора за ширмы, и тот с удовольствием отметил, что его учителя здесь многие знают и уважают. У одной из дверей Прокоп Ильич стянул с Федора шапку, сунул ему в руки, потом снял свою, перекрестился и легонько постучал. Услышав ответ, открыл дверь и пропустил вперед своего ученика. Три господина, сидевшие за грубым, сколоченным из некрашеных досок столом, разом повернули головы. Федор поклонился.
— О, Ильич! — Смуглый стройный господин с тонкими черными усиками вышел навстречу и протянул руки. — Ты привел помощника?
— Это Федор, господин Жибелли, о котором я вам поминал.
— Здравствуй, Федор, здравствуй. Хочешь посмотреть наши машины?
— Очень, господин Жибелли.
— Хорошо. Проводи его, Ильич.
— Подожди. — Полный господин с бритым одутловатым лицом, в напудренном парике поманил Федора пальцем. — Подойди сюда, петито механик. — И когда Федор подошел, внимательно посмотрел ему в глаза. — А ко мне в ученики ты не хочешь, механик Федор?
Федор обернулся к Прокопу Ильичу.
— У нас другая школа, Варфоломей Варфоломеевич, — заводского произвождения. — Прокоп Ильич поклонился господину и пояснил Федору с выражением: — Его сиятельство граф Растрелли — обер-архитектор двора.
— Торговля — это хорошо, — согласился Растрелли. — Только ведь дворцы строить намного интереснее. Как ты думаешь, петито механик? Тебе понравился этот Оперный дом?
— Очень, ваше сиятельство! — Федор сразу понял, что строил его Растрелли, и повторил искренне: — Очень понравился…
— Спасибо, — грустно улыбнулся Растрелли. — Когда тебе надоест торговать, приходи ко мне, мне всегда нужны умные ученики.
— А кому они не нужны, граф? — спросил третий господин и рассмеялся.
— Поторопись, Ильич, скоро начало, — напомнил Жибелли, и Прокоп Ильич с Федором раскланялись.
— Это большие господа, Федор Григорьич, — сказал за дверью Прокоп Ильич.
— А кто ж третий-то был?
— О, это великий художник Бона. Его декорации и плафоны ты еще увидишь — сказка!
— А что, Прокоп Ильич, его сиятельство и в самом деле в ученики может взять?
— Шутит его сиятельство, — учитель покосился на Федора и хмыкнул. — Давай-ка лучше руку — не ровен час, голову сломишь.
И он повел его через длинные узкие коридорчики, заваленные кусками крашеной фанеры, цепями, канатами, кусками ткани, бочонками с краской и мелом. Редкие коптящие жирники разгоняли тьму лишь настолько, чтобы не дать заблудиться знающему человеку. Наконец впереди чуть посветлело, и Федюшка почувствовал густой запах деревянного масла. Вскинул он голову — и обомлел: вдоль огромной — верха не видать — стены на мощных брусьях-стояках и перекладинах места не было от колес зубчатых и палечных, лобовых и жалóбчатых, от блоков, рычагов и воротов, спутанных веревками, канатами и цепями так, что, казалось, не найти тут ни начала, ни конца.
