Только не подумайте, что Саймон был таким уж прожженным циником. Вовсе нет. Но в глубине души он был на стороне Природы. С одной стороны, нет ничего плохого в том, чтобы прожить всю жизнь с одним человеком до глубокой старости. Саймон не то чтобы был убежденно моногамен, но считал естественным испытывать нежность к одному сексуальному партнеру, хотеть от него детей, вить гнездо, в общем, вести спокойную, размеренную жизнь. Он прекрасно понимал, что ему несказанно повезло с Ричелдис, которая во всех отношениях была идеальной спутницей жизни. Но в то же время неведомая сила толкала его искать удовольствий на стороне. В поисках некоего идеала он растоптал нечто большее, чем отношения с женой. Приходилось признать, что с Рич ему было откровенно скучно. Отмахнуться от этого факта было невозможно. Но гораздо страшнее, что в какой-то момент Саймон вдруг понял, что разучился чувствовать. Он напоминал себе человека, у которого нёбо настолько огрубело от алкоголя и табака, что он перестал ощущать вкус хорошего вина. Мимолетные любовницы сменяли одна другую, оставляя после себя горечь разочарования и неудовлетворенности. Саймон стал бояться, что утратил способность любить.
Каждый раз ему казалось, что наконец-то он нашел свою Единственную Любовь. Эта романтическая игра в прятки с самим собой служила как бы оправданием его измен. Пусть он больше не любит Ричелдис, но ведь он любит Икс, Игрек или Зет… К сожалению, все его любови быстро прискучивали ему, и каждый раз все заканчивалось скандалом. Как сегодня.
Увы! Опыт ничему не учил этого романтика-переростка. Не вышло с одной — так вон их сколько ходит! Конечно, грустно сознавать, что ни одна женщина не могла завладеть его сердцем так, как, например, его дети. Начинаешь казаться себе духовным импотентом, моральным уродом. Или Ее вообще не существует? Тогда и расстраиваться нечего. А вдруг… А вдруг все же… Она есть?! Неужели Она пройдет мимо? Та, которая все понимает, Та, с которой он хотел бы прожить всю жизнь.
Шестое чувство и некоторый опыт подсказывали, что та, которая только что мышкой выглянула из ванной с покрасневшими заплаканными глазами, шмыгающим носом, тщетно пытающаяся придать лицу независимый вид, — вовсе не Та. «И лицо у нее какое-то глуповатое», — с презрением подумал он.
— Прости, — тихо произнесла она.
Только этого не хватало, она еще и извиняется!
— Я так испугалась… Я, наверно, вела себя, как дура.
— Есть немного.
