Владыка
Антоний сумел не только возродить духовную семинарию, но и добиться того, чтобы
там царила дружественная, спокойная, по-настоящему семейная атмосфера. Кроткий
святитель сам был очень прост, открыт, общителен, доступен, и юные семинаристы
искренно любили своего заботливого и доброго наставника, который ласково называл
их своими «птэнцамы». Кроме того, из числа одаренных семинаристов
Владыка организовал прекрасный церковный хор.
Среди семи выпускников
семинарии, которых мы тут видим (их, конечно же, было больше), двое уже в
иерейском сане. Один из них – сам отец Петр Сухоносов. Тогда ему исполнилось 23
года.
Кроме
глубокой искренней веры, которая привела будущего Батюшку в семинарию, в этом
выборе был, видимо, еще один – сугубо сокровенный, личный – мотив, о котором
лишь недавно рассказал близкий друг детства отца Петра киевлянин Владимир
Тихонович Затынайко: «Как-то в один из задушевных разговоров я спросил: «Петя,
что побуждает тебя идти в священники? Ведь ты постоянно будешь подвергаться
опасностям, преследованиям, издевкам, насмешкам, унижениям и возможно даже
попыткам физического уничтожения». На это он ответил: «Я должен отмолить у Бога
грехи своего отца…».
Учеба в семинарии
требовала огромного старания. Однако сам Батюшка признавался, что учиться ему
было не в тягость, несмотря на нехватку общих знаний и жесткие требования
преподавателей к учащимся. Недостаток школьного образования юноша компенсировал
усидчивостью, кропотливым трудом с учебниками, постоянным самообразованием,
расширением кругозора. Он с удовольствием изучал богословские науки, риторику,
древние языки, Священную историю. По его же признанию, при изучении этих
любимых им предметов открывался великий богословский смысл всего того, что
совершалось в таинстве Божественной Евхаристии. Каждая деталь, каждое слово,
каждое движение тут были исполнены такого величия и неземной красы, что
приводили в трепет юное сердце и душу, наполняя их благоговейным страхом и
умилением перед Тайной заклания Святого Агнца «за всех и за вся».
Близкое общение с
опытными духовниками и пастырями в стенах семинарии обогащало его знанием не
только теории, но и самой жизни, которая ждала будущего пастыря за порогом
семинарии. Ревность в учении была неотделима от стремления к постоянному духовному
самоусовершенствованию, самоанализу и самоконтролю за малейшим движением помыслов
и чувств. Об этом красноречиво свидетельствует случай, про который рассказывал
сам Батюшка.
