Замолк щёлкнул. Но дверь не
шелохнулась. Харчевский затряс ручкой. Потом отшагнул и с размаху грохнулся
всем корпусом. Ещё раз! Бесполезно. Заперто наглухо.
Профессор повернулся в полутьме
прихожей и отдышался, силясь думать логически, вспомнить... Вспомнил - телефон!
Рука метнулась в карман, выдернула трубку... Работает! Пухлые пальцы забегали
по кнопкам, выбивая номер полиции.
- Абонент находится вне действия
сети или временно недоступен.
Харчевский оторопело посмотрел на
экранчик. Сбросил вызов, набрал номер службы спасения.
- Абонент находится вне действия
сети...
Сброс. Номер ректората.
- Абонент находится...
- Проклятье!
Трубка отлетела в комнату и
шлёпнулась возле книжного стеллажа.
Эдуард Васильевич опустил руки и
сполз по двери, усевшись на полу. Складки на лбу проступили резче. Снова
потекли минуты в темноте. Сидел он долго, почти неподвижно, лишь изредка
отмахиваясь от докучливых мух.
Затем профессор встал и вернулся
в комнату. Осторожно подошёл к окну. В раме сохранились считанные куски стекла,
в них по-прежнему виднелась улица - небоскрёб напротив, кривые тополя с
желтеющими листьями, хотя ещё только август... Если изогнуться, можно
разглядеть дорогу внизу, ряды припаркованных "прыгунов", редкие
фигурки прохожих, даже коробочку робота-уборщика, как он подползает к урнам,
опустошая их одну за другой, как заправский выпивоха.
А за этой щёлочкой в обычную
жизнь стояла сухая, беспроглядная бездна, чернее, чем небо в пасмурную ночь.
Смахнув с подоконника стекляшки, он выглянул наружу, чуть не по пояс. С этой
стороны оконные осколки вели себя как положено, - были совершенно прозрачными.
Чернота плотно обступала окно со всех сторон и не было ей ни конца, ни края.
Профессор потянулся в нагрудный карман за авторучкой. Включив лазерную указку,
попытался бросить вниз, но тьма поглотила ручку, едва та выскользнула из
пальцев. Харчевский судорожно отпрянул от окна.
Взгляд упал на компьютерный
столик. Профессор догадывался, что и здесь всё перекрыто, однако проверить
труда не составляло - сделать два шага, щёлкнуть кнопкой на посеревшем от пыли
бруске. Профессор догадывался, и всё же сердце заколотилось, когда экран
вспыхнул и показал чаек над морем - предзагрузочную картинку... Но дальше дело
не пошло. Харчевский переключил монитор на телевидение и заставка, моргнув,
сменилась равнодушно-синим прямоугольником.
Эдуард Васильевич устало сплюнул
и вернулся в прихожую. Входная дверь всё так же не поддавалась. Поразмыслив, он
решил провести ревизию остальных помещений. Двери в туалет и ванную
открывались. Из кранов, когда нужно, текла вода, горячая и холодная. Лампочки
исправно загорались и гасли. А вот окно на кухне стало матово-серым, будто
затянутое непроглядным смогом, и, естественно, не открывалось. В какую-то
безумную секунду Эдуард Васильевич собрался было разбить его, но вовремя
спохватился: ещё одной дыры в бездну ему не надо.
