Я поднял голову – город стал другим. В городе ощутилось ее
присутствие. Кто она? Сколько лет? Я не мог вспомнить ее лица. Цвет пальто
помнил, платок помнил, то, как она говорила, помнил, лица – не помнил. «Любимое
лицо не помнят», – процитировал я японскую пословицу. Я был начитанным
юношей.
Куда сейчас? Я стоял на берегу замерзшего канала, смотрел на
пестрый, похожий на букет или на салют храм. Уеду!
После Москвы город казался мне крохотным. Гостиница, вокзал,
все рядом. Идти никуда не хотелось. Валялся, пил чай. Включил телевизор.
Телевизор показался еще пакостнее, чем в Москве. Пошел на вокзал, купил билет.
Как все просто было в жизни. Нет проблем. Я вернулся на симпозиум.
Может, она вернулась? Я прошел в зал. Нет, нигде нет женской
головы в шелковом платочке. Все или прически, или парики. На трибуне очередное:
геополитика, энергетика, коррективы; в зале – дремание или разговаривание.
Куда мне деваться, куда? Ну, приеду завтра в Москву – и что?
Она монашка, наверное. Да нет, не монашка, просто верующая. Замужем, конечно.
Муж – староста церковный. Дети в алтаре прислуживают, кадило батюшке подают.
Вечером вместе молятся. Целует всех на ночь. Спят отдельно. А откуда тогда
дети?
Опять я себя обнаружил перед Казанским. Зашел внутрь.
Старушки копились перед началом вечерней службы. Глухой старик заказывал
сорокоуст по умершей жене. Свечи у распятия лежали грудкой, еще не зажженные.
Добавил и я свою. Написал записки и об упокоении, и о здравии. А ее как зовут?
Написал бы сейчас. А то «А. Г.». Что такое «А. Г.»? Антонина? Алла? Нет.
Ангелина? Да ну! Анна? Аня? Пожалуй. О здравии Анны. А может, Анфиса? Ариадна?
Нет, Анастасия. Да, да. Росла Настей, бабушка приучила платок повязывать, в
церковь водила. Что ж ты, Настя, даже город не показала? Ах да, надо же детей
кормить.
А иди-ка ты, брат, в Капеллу, сказал я себе, выйдя в сумерки
раннего вечера. Спросил дорогу. Ну да, тут все рядом. Еще через мост перешел,
тут, в этом городе, чего-чего, а мостов хватало. Перешел, повернул у необъятной
площади направо. Значит, тут вот была революция, тут вот были и декабристы.
Перевороты всегда или очень кулуарно, закулисно, или очень напоказ. Мойка.
Пушкин тут умер. Да, ведь возили тогда в школьниках. Очередищу отстояли. Но
было интересно общаться друг с другом. Сейчас и очереди нет. Зайти? Нет, я же
еще без билета в Капеллу.
Ну вот, уже билет взял. Интересно, подобрал кто-то те мои
два билета? Мы как будто будем там вместе с ней сидеть. С Настей? Нет, не Настя
она. А кто? Молодые, естественно, красивые девушки тоже покупали билеты. Можно
же пошутить, заговорить. Вот же, глядят с интересом. Надо бы что-то съесть. Найдется
тут, в колыбели, общепит? Цена на бутерброды и простенькое питье меня поразила.
А студентам каково? Ухаживает парень за девушкой, позвал в Капеллу, и что
дальше? Ведь в перерыве надо вести в буфет. Бедные студенты!
