Франц Эрб тем временем заказал вино, пирожные и совсем забыл о своих друзьях. Мы говорили о каких-то пустяках. Наконец после двух торопливо выпитых рюмок он предложил встретиться здесь всем вместе, если уж случай свел нас так близко. У меня не было желания видеть Камиллу и ее дочь. Юрген тоже вряд ли будет в восторге от этой идеи. Франц Эрб выслушал мой уклончивый ответ и как бы вскользь проронил: «Обсудите это с вашим мужем».
Он заплатил за меня и встал. Я тоже собралась уходить, и он вызвался проводить меня до отеля, сказав, что на улице уже темно. Мои заверения в том, что я не хочу отрывать его от друзей и могу найти дорогу в отель даже с закрытыми глазами, не были приняты. Франц Эрб как заботливый кавалер не отходил от меня ни на шаг.
Шел снег, все следы были заметены. Дорога лежала перед нами чистой, нетронутой лентой. Матиас забежал вперед, достал ветку, торчащую из сугроба, и с ее помощью тянул за собой глубокую борозду. Но мы не могли идти по ней, потому что ветер и снег тотчас же снова заносили ее. Франц Эрб с гордостью показал нам свой замечательный карманный фонарик, которым он пользовался во время охоты. Его луч освещал дорогу на много метров вперед. Матиас все время пытался уйти из этого круга света, его маленькая, совсем белая фигурка то появлялась, то исчезала вновь, Я хотела удержать ее глазами, вырвать из темноты, но свет фонарика был слишком ослепительным и мешал это сделать.
— Выключите, пожалуйста, фонарик, — попросила я.
Он медлил.
— Я боюсь, вы можете упасть, — сказал он.
— Я ведь вам сказала, что знаю эту дорогу.
— Я все время боюсь за вас, — ответил он и выключил фонарик. Некоторое время мы шли молча. — Какой была Камилла, когда она жила у вас в домике привратника? — спросил он спустя какое-то время.
Вопрос поразил меня, и так как я не знала, с какой целью он задан, постаралась ответить очень осторожно.
— Она была симпатичной и умной девочкой. Я всегда хотела дружить с ней, но думаю, что этим очень действовала ей на нервы.
— Вы были одиноки?
Я чувствовала себя неловко. Что должен означать этот разговор? Мои отношения с Камиллой теперь были поверхностными, потому что чувства к ней давно умерли и я не хотела ничего менять.
— Почему вы так думаете? У меня ведь были родители.
— Они находили время для вас?
— Как все родители. Иногда да, иногда нет.
— Так же, как вы для Матиаса?
— Это нельзя сравнивать.
— Почему бы нет? Ведь вы тоже были, насколько я знаю, единственным ребенком? А к Камилле, которая, как и вы, росла без братьев и сестер, ни один из ее родителей не проявлял интереса. Верно?
