Подготовка отнимала немало времени и требовала многих лет обучения. Даал тайком от общественности верхних «силидов» обучил немало смышленых, с его точки зрения, людей — в обход традиций, сложных и дорогостоящих экзаменов и архаичных уже ритуалов. Несладко ему пришлось бы, узнай об этом руководство «силидов».
— Должен быть язык, чтобы это выразить, — возразил Таилег на Верхнем Тален. Рептилия вздрогнула и долго смотрела ему в глаза, прежде чем заговорить вновь.
— Ты не так прост, как кажешься, — ответила она и прикоснулась когтем правой руки к его локтю. — Хорошо, я продолжу. Есть два знания — то, что впитываешь из мира, и то, чему учат другие. Нас учат, что видов знания больше, но живем мы за счет этих двух.
Хансса изучили ваш мир задолго до того, как вы начали расселяться и воевать за земли. Мы были одними из первых, кто осторожно пытался обучать вас тому, что нужно каждой мыслящей расе.
— Кто же вам сказал, чему нас стоит учить? — Таилег ощутил недовольство, зарождающееся где-то в глубине его существа. Вот, значит, как! Прямо как власти — «нам виднее… нам лучше знать…»
— Боги, — был лаконичный ответ. — Наши и ваши. Тысячи Хансса приходили к вам в стойбища, предлагая знание. Никогда они не учили, не спросив согласия людей.
— И… их всегда встречали дружелюбно? Рептилия смотрела на него в упор:
— Почти всегда враждебно.
— И… вы продолжали предлагать свое знание?
— Да. Чаще всего наших послов изгоняли. Иногда убивали. Иногда после этого съедали. Но мы добились успеха.
— Откуда тебе знать? — воскликнул юноша, ужасаясь простоте, с которой Тамле рассказывала об этом.
— Мы сидим и разговариваем, — пояснила рептилия. — Восемнадцать столетий часть наших… жриц считала, что людей нужно истребить. Что это существа, обделенные тем, что должно быть присуще разумной расе. Как видишь, они ошибались.
Таилег молчал, не сумев придумать достойной реплики.
— Жриц? — спросил он наконец.
— Жрецов у нас не осталось с тех пор, как мы перестали вести войны.
Таилег ощутил, что перестает понимать, о чем идет речь.
— И вы мирились с тем, что вас едят, убивают, что вами пугают детей?
— Да, — было ответом. — Скажи сам, стал бы ты убивать существо только потому, что оно одето в чешую, имеет хвост и не имеет привычки носить одежду?
Таилег молчал. Уши его постепенно разгорались.
— Я не знаю, — ответил он почти робко. — Раньше… не знаю. Сейчас я испытываю отвращение к убийствам. Но я не могу выразить это словами.
