Прозвучала ли фальшь в его словах? Желтые глаза пронизывали его насквозь. Ответное молчание длилось так долго, что Таилег в сотый раз подумал, что сболтнул что-то непоправимое.
— По крайней мере, ты сказал откровенно, — ответила Тамле, и глаза ее затуманились. — Я не знаю, что о нас думают люди. Могу ли я попросить тебя рассказать о них? Об их взглядах на нас?
О них. «Они всегда необычайно вежливы, в том смысле, что смягчают вопрос».
— Все, что знаю, Тамле. Только многое из того, что думают люди о вас, не вызовет у тебя восторга.
— Я знаю. — И она придвинулась почти вплотную.
И Таилег рассказал.
— Почему ты не выпускаешь меня? — спросил Леглар на второй день своего пребывания у Кинисс.
— Тебя удовлетворит, если я скажу, что кто-то домогается твоей смерти? — произнесла рептилия. Леглар нарочно задал этот вопрос во время «селир», когда ритуал снимает все запреты на обсуждаемые темы.
— Нет, Кинисс. Я давно знаю, что у меня масса врагов. Да и что это за жизнь, если не доказываешь, что достоин ее?
— Я докажу, что тебе не удалось бы уйти живым.
— Я не очень-то верю словам.
— Это будет больше, чем слова.
— Единство, Кинисс?
— Единство, Леглар.
Она замерла, протягивая ему руки ладонями вверх. Леглар положил свои ладони ей на плечи, посмотрел в глаза и сказал:
— Нет, Кинисс. Дух должен быть силен. Последние годы я очень ослаб. Это не пойдет мне на пользу.
Кинисс кивнула и села на место. Протянула ему новую чашку с чаем. Леглар кивнул, бережно взял ее и поблагодарил.
…Единство, или Линиссад, как звали его хансса, было той гранью, что принципиально разделяла обе расы. Астральная проекция в той мере, в которой ее знают люди, была столь же выразительна, с точки зрения хансса, как рассказы о красках мира для человека, слепого от рождения. Для самих хансса это был простой ритуал, позволявший узнать то, что знал партнер, ощутить его мировоззрение, как если бы оно было своим.
Разумеется, если оба хансса сознательно этого хотели.
Для людей это было новое видение. Не привыкший к нему мозг поначалу воспринимал изобилие восприятия астральной проекции как постоянное, бурное наслаждение прекрасным — искусством, танцем, чем угодно. Только сильный дух мог преодолеть желание остаться в океане чувств, не пересекая его по своему желанию, но следуя его волнам.
Для человека сильного Единство было испытанием силы. Для человека слабого — либо смерть, либо вечная тоска по Единству впоследствии. Никакие другие наслаждения, доступные человеку, не могли сравниться с Единством по объему и глубине ощущений.
