— Однако, — сказала Оля, взглянув на Петю.
— Ты, мамочка, сама говорила — надо все увидеть своими глазами, — заметил Петя, не отрывая взора от покойницы.
Она меж тем, кружась вокруг столба, медленно, но неуклонно освобождалась от савана. На прочих островах происходило аналогичное действо, которое символизировало, конечно, победу жизни над смертью.
— Ты прав — нам здорово повезло, — возбуждался Петя. — Какой мощный праздник — День мертвых!
— Элементарный стриптиз, — презрительно сказала Оля. — Надо называть вещи своими именами.
— Я не соглашусь с тобой, мамуля, — вкрадчиво ответил Петя. — Это театр! Не Чехов, конечно, но мысль заложена.
— Куда она заложена? — взорвалась Оля. — Между ног что ли?
Бывшие покойницы тем временем скинули саваны и отплясывали яростный победный танец. Они потрясали всем, что имело право и могло трястись. Они принимали разные, как принято говорить, рискованные позы, откровенно показывая, чего и где у них заложено.
— Знаете, это слишком, — вспыхивала Оля. — Бесовство! Здесь нет эстетики!
— Это спорно! — сказал я.
— Вот именно, порно! — не расслышала Оля.
— Я хотел сказать, что эстетика — вещь относительная. В разные времена у нее разные критерии. И нельзя быть у нее в рабстве.
— Верно, верно! — поддакнул Петя, бегло озираясь по сторонам. — Освобождайся-ка, мамочка, от рабства. Гляди, как свободны эти девушки.
— Ладно, Петр, — угрожающе сказала Оля, — с тобой мы еще поговорим о рабстве. А с вами, — и она сверкнула на меня глазами, — я снова перехожу на «вы». Не ожидала от вас такого мужланства.
— Простите, Оля, — сказал я примирительно. — Я и сам не ожидал, что мужланство попрет. Черт его знает, чего оно поперло?
— Вот видите, — смягчилась Оля. — Вы поймите — я же не какая-нибудь там темная овца. Я не против обнаженной натуры, секса и прочего…
— А что это прочее? — заинтересовался Петя.
— Заткнись, Петр, — отрезала Оля. — Но эти танцы у позорного столба! Это слишком! Вы согласны?
— Ну, в общем… — неопределенно сказал я, разглядывая беснующихся островитянок. На мой взгляд, они были достаточно эстетичны.
— Вы знаете, я бы и сама могла так сплясать, — доверительно сказала Оля. — То есть, конечно, не так разнуздано и дико, а, как бы точнее выразиться, — задушевно, поэтично.
Петя открыл рот:
— Ну, мамуля, ты даешь шороху! Танец маленьких голых лебедей? Это уж точно будет стриптиз и порно.
— Ты скотина, — рявкнула Оля. — Я с тобою завтра же развожусь, Фетюков!
— Завтра не выйдет — мы в самолете будем.
