— Слушай, выпей с нами, — сказал я. — Тебе будет яснее. Иначе — потемки!
Мало помалу этот милый парень отбросил фрачный лоск и, как говорится, глушил напропалую. Выяснилось, что звать его Хесус, или, в просторечии, — Чучо.
— О’ кей! — восклицал он. — На очереди чинзано!
— Спокуха, Чучо! — возражал Петя. — Сейчас идет бренди «Дон Педро». И вообще, имей совесть, — наливай по-человечески!
— Как это? — живо заинтересовался Чучо.
— Да так это — лей в стакан до краю!
Чучо наливал, но еще пытался поддерживать осмысленную беседу.
— А как вам жилось при тоталитаризме?
— Жилось, — отвечал Петя сурово, с видом здорово настрадавшегося. — Русский народ все выдержит! Наливай!
Чучо, пожалуй, уже смекнул, что русский народ в нашем лице выдержит многое. Он даже пытался припрятывать некоторые заветные бутылки под стойку.
— Ты не прав, Чучито, — отечески наставлял Петя. — Угощаешь, так не жмись! Не то распну!
— Ребята, — всхлипнул Чучо. — Меня уволят.
Петя потрепал его по щеке:
— Эка невидаль! Усыновим!
Вообще-то время в гнезде своем имеет странные свойства. Оно явно относительно! То сжимается до неизмеримых величин, то растягивается беспредельно. В нашем случае оно, конечно, здорово ужалось. Глазом не успели моргнуть, как услыхали Олин голос:
— Петр, плати!
Петя, поперхнувшись красным вином «Христова кровь», кое-как сполз с табурета.
— Ке паса, ми амор? — удивился по-испански. — За что платить?
— Я выбрала гарнитур — кольцо и серьги.
— Ах, ми амор! — раскинул Петя руки. — Ты еще не знаешь — здесь все даром!
— Надо же, какая свинья, — тихо сказала Оля. — Плати, барбос.
— Все гратис! Даром! — упорствовал Петя. — Здесь угощают! Бери — и носи на здоровье.
— Ошизел! — прошипела Оля, мило улыбнувшись Чучо.
— Сеньора! — сказал он, падая головой на стойку бара. — Все гратис!
— Это сумасшедший дом! — говорила Оля, таща нас к выходу. — Не нужны мне никакие гарнитуры — только бы в полицию не угодить.
— Друзья! — кричал нам вслед Чучо. — Вернитесь — еще кое-чего осталось!
Столик мы купили за углом. Как только я увидел его, понял, что он создан для Оли. Он был каменный, но напоминал Пятое солнце. В глубинах ониксовой столешницы был целый мир. Там что-то поблескивало, перетекало, пульсировало, струилось и заворачивалось спиралью. Это было окаменевшее время.
— Оникс повышает сопротивляемость организма, — наукообразно заметил продавец.
— У моей мамули сопротивляемость — дай бог каждому, — брякнул Петя, но осекся, глянув на Олю.
