«Когда мне было лет семнадцать, — напевал Бродя древний майский гимн, — любил я в кактусах гулять. Не раз, не два мне наливали — я без закуски выпивал…»
Нет, определенно он начинал нравиться Пете. Всем своим незамысловатым, плюмажно-трусочным, так сказать, видом Бродя символизировал единение двух культур. В нем самым странным образом сочетались русская изба и пирамида Солнца.
— Да, это так, — согласился он. — Во мне много чего сочетается. Слушай! — И Бродя громко постучал кулаком по своей пирамидальной голове. — Там-там!
— Где «там»? — глупо спросил Педро.
— Дурак ты, — резонно заметил Бродя. — И слуха у тебя ни на грош. Там-там — это барабан судьбы! Не знаешь ты древних ритуалов.
Да и возможно ли в ранний предрассветный час знать какие-то ритуалы? Даже слово это было Пете мало знакомо.
— Гляди! — любезно сказал Бродя, — наливаешь чарку, — и он и вправду нахлестал себе, как говорится, чарку из магически возникшей бутыли. — Опрокидываешь! — И он и вправду опрокинул ее в свой ротик, живо напомнивший распахнутую дверь избы. Затем задумчиво и долго огляделся.
— Что следовало обычно за сим актом в нашем отечестве? — спросил, извлекая из трусов учительскую указку и контурную карту Российской империи.
Петя был совершенно растерян и не мог ответить на этот простой вопрос.
— В нашем отечестве, — терпеливо разъяснял Бродя, тыча указкой в какие-то необъяснимые, впрочем, дали, — обыкновенно занюхивали. Чем попадется! — И он жадно понюхал контурную карту.
Конечно, «понюхал» — не то слово. Этим коротким движением носа Бродя как бы вобрал в себя всю контурно-энергетическую информацию, содержащуюся в карте. Он смел границы прибалтийских и закавказских республик и, кажется, охристианил мусульманский восток.
— Не так, совсем не так, но очень похоже поставлено дело в империи майя, — набуробил Бродя вторую чарку. — Валяй! — Молвил задушевно.
И Петин организм, истомленный ранним предрассветным часом, принял эту чарку так благодарно, как только может новорожденный принять материнское молоко. И пока от этого внезапного дара он пребывал в некотором блаженном изумлении, Бродя совершил древний майский ритуал.
Нет, он не дал ни манго, ни папайу, ни мамайу, ни авокадо. Все было куда проще, натуральней. Педро уж было потянулся к контурной карте, но Бродя в мгновение ока прокрутил его трижды вокруг оси, а затем постучал пустой чаркой по голове, в которой тут же, несмотря на ранний предрассветный час, взошло яркое солнце.
