Грехи ассасина | страница 101
Звезды на миг отразились в чьих-то крошечных глазках. Белка следила за ним с низкой ветки. Ракким абсолютно бесшумно скользил через растительную мешанину. Вдоль обочины тянулся достаточно глубокий овраг. Бывший фидаин пересек его по узкой, почти невидимой в густой траве доске и свернул к границе леса, по-прежнему неслышный, словно тень. Остановившись, Ракким закрыл глаза, выждал, пока включится ночное зрение, затем открыл.
Отсюда он мог видеть все в любом направлении на расстоянии мили. Ни огонька. Ни единого движения. Ни одного постороннего звука. Только шелест листьев и шорох мелких животных над головой. Никто не ждал их в засаде среди зарослей кудзу. В этом не было необходимости. Участок дороги перед зарослями, край полосы, покрытой растрескавшимся асфальтом, оказался попросту срыт на десять футов и заменен помостом, затянутым черным пластиком. Для надежности его присыпали землей. Водители, с какой бы стороны они ни подъезжали, увидев зеленое нагромождение, прижимались к обочине, помост ломался, и машина падала в канаву. На следующее утро хозяевам ловушки оставалось лишь проверить, не выжил ли кто-нибудь, забрать ниспосланную судьбой добычу, да выволочь при помощи лебедки разбитый автомобиль, чтобы не вызвать подозрений у следующей жертвы.
Не обращая внимания на назойливых москитов, Ракким долго всматривался в темноту оврага. Он сумел различить несколько блестящих предметов — осколков ветрового стекла или не подобранных местными жителями крышек от колесных дисков. В здешней части Техаса становилось трудно заработать на жизнь одним земледелием. Засухи продолжались бесконечно долго, а кудзу высасывали все грунтовые воды. Вероятно, за оставшихся в живых требовали выкуп или просто продавали. Потом шли в церковь на воскресную службу и возносили молитвы, оставляя все в руках Божьих.
Ракким похлопал себя по карману. Все нормально, сребреник никуда не делся. Вынув монету, он внимательно рассмотрел ее в ярком свете звезд. Серебряный кругляш почернел от времени. Кое-где его тронула патина, однако профиль императора, или кого там еще, угадывался вполне отчетливо. Еще один надменно улыбающийся перекормленный недоносок с толстой шеей, чью голову венчал лавровый венок, подтверждающий его божественность. Две тысячи лет прошло, и хоть бы что-нибудь изменилось. Бывший фидаин перевернул монету, под небольшим углом подставив ее лучам ночных светил. На оборотной стороне, словно собираясь нанести удар, расправил крылья могучий орел. Уж не пытался ли он добраться до жирного сукина сына?