— Она там, — произнес он, с пугающей точность глядя туда же, куда смотрел его брат.
Шалопуто не стал спрашивать, о ком он говорит. Во вселенной мальчиков была только одна «она». И сейчас Джолло хотелось ощутить покой ее присутствия.
— Мама… — сказал Джолло. — Соглашатель, найди ее.
— Она идет, братишка.
— Пожалуйста, поторопи ее.
— Я не могу ее торопить, когда у нее такое серьезно дело.
— Я почти умер, — сказал Джолло. — Я хочу увидеть ее в последний раз.
— Помолчи. Хватит говорить о смерти.
— Легко сказать, когда это не твоя жизнь… угасает. — Его лицо превратилось в трагическую маску. — Я хочу увидеть маму.
— Она придет, как только сможет, — сказал Соглашатель, но на этот раз тише; его голос был наполнен грустью, словно он знал, что как бы она ни спешила, ей не успеть.
— Не смотри вверх! — крикнула Мунн, когда раздался грохот падающего Щита. — Просто будь готова!
— К чему?
— Ты хотела змею? Готовься ее использовать!
Кэнди чувствовала злость, смятение и собственную глупость одновременно. Она и представить себе не могла, что избавление от Боа вызовет такой хаос: принцесса едва не убила Лагуну Мунн, ее первенца и саму Кэнди, а теперь прорывается сквозь воздушную защиту вместе со своими сепулькафами. Одна мысль о них вызывала у Кэнди тошноту, поэтому она сосредоточилась на своем змее.
Его тело было слишком толстым, чтобы Кэнди могла обхватить его ладонью, но змей не собирался ее покидать. Напротив, он дважды обернул свой прохладный сухой хвост вокруг ее рук, а затем, подняв большую голову так, чтобы смотреть на Кэнди сверху вниз, сказал:
— Полагаю, я очень красивый змей. Ты не согласна?
Его речь, изящная и плавная, как и движения, не удивила Кэнди. Самым большим разочарованием взросления — гораздо более сильным, чем отсутствие Санта-Клауса или страны Оз, — стало для Кэнди открытие того факта, что хотя животные в сказках, которые она читала, часто говорили, произнося мудрые вещи, в реальной жизни это было не так. Поэтому вполне логично, что змей, которого она сотворила слепым инстинктом, обладал речью.
— Это ты вызвала меня к жизни? — спросил змей.
— Да, я.
— Прекрасная работа, откровенно говоря, — произнес змей, любуясь своими блестящими кольцами. — Я бы сделал точно так же. Ни изменил ни чешуйки. Я нахожу себя… совершенным. — Он казался смущен. — По-моему, я влюбился. — И змей поцеловал собственные кольца.
— Ты ядовитый? — спросила Кэнди.
— О да. Я чувствую горечь собственного яда. Конечно, на меня он не действует, но если на твой язык упадет хоть капля…
