— Эй, Принцесса, твои пластинки! Принцесса, у тебя все в порядке? — слышала я.
— Не боишься ездить на велосипеде? — говорили они. — Что же ты, забыла, что ты не машина?
И тут я подумала: да, точно! Я больше этим не буду заниматься, надо передать эту работу одному из парней! Я ушиблась, но была рада, что осталась жива, и когда Боб увидел меня и помятый велосипед, тут я и перестала развозить пластинки!
Я беспокоилась о еде, потому что многие друзья Боба начали приходить к нам домой, и всех нужно было кормить. Тетушкин дом стал салоном, ребята обретались там круглый день, играли музыку, курили немного (правда, не в доме), разговаривали, снова музицировали, играли в футбол. Многие люди учились у Боба дисциплине и терпению, с которым он работал над музыкой. Как Ансел Кридланд из «The Meditations» сказал через много лет: «Это не просто работа, когда смотришь на часы и стараешься сделать ее побыстрее, например, за час. Это время. Когда тратишь время на свое дело, то получаются лучшие результаты. Сотрудничество с Бобом Марли было для нас важным опытом».
Но мне приходилось думать о практических вещах, заботиться о том, чтобы хватило еды, платить за электричество, которое мы расходовали, — хотя мы и не платили тетушке за квартиру, было справедливо и правильно, что мы оплачивали электричество. А когда мои мысли не были заняты следующим обедом или счетом за свет, я беспокоилась о том, как мы расплатимся за кровать и шкаф, купленные в кредит в мебельном магазине в Кроссроудз.
Иногда тетушка говорила, что не видит в такой жизни никакой перспективы, она раздражалась, ей казалось, что лучшие дни никогда не настанут. Я всегда была как будто у нее под микроскопом, и она не упускала случая дать мне это понять. Но потом нашу музыку начали играть по радио и на танцах, люди на улицах обращали на нее внимание, а потом мы стали понемногу делать что-то и на ТВ. Тетушке это нравилось, она ценила нашу харизму. И теперь, когда ее спрашивали: «Как там Рита?», она отвечала с улыбкой: «Неплохо. Из нее получилось не то, что мы хотели, но все же, слава богу, неплохо!»
Мой брат Уэсли, однако, пришел в ярость, когда узнал о моем растафарианстве. Хотя мы с Бобом уже были женаты, Уэсли считал, что как полицейский имеет право вмешаться. К тому же он и сам был с характером.
— Думаешь, это правильно, — спросил он меня, вернувшись домой после одного из своих районных назначений, — что несмотря на все те деньги, которые мы с тетушкой на тебя потратили, ты превратилась неизвестно во что? Что тебе это дает? Думаешь, вышла замуж и стала важной персоной? Ты все еще под нашей опекой и ты не имеешь морального права быть никчемной растаманкой!
