— Хо, хо, чудил твой Дюковский, как мог, — проговорил он, с трудом унимая смех.
— Ха, ха, ха! Ведь он мертвого искал, а нашел живого. Хо, хо! В бане, у жены станового… Умереть можно. Ха, ха! Одно слово — шведская спичка.
Вытирая платком выступившие от смеха слезы, майор передал Сергею письма.
— Сколько нужно вам времени для проверки? — спросил он серьезно.
— Два дня.
— Приступайте. О результатах будете докладывать мне.
Этот разговор происходил примерно в десять часов утра, а в три часа дня Сергей Рубцов уже явился в кабинет майора с докладом. Вид у курсанта был подавленный. На его беду, в кабинете, кроме Кияшко, находился капитан Николаев.
— Ну, что не весел? — спросил майор, остро поглядывая на Рубцова.
Нужно было говорить правду, не скрывая ничего.
— Вахтер Прокофьев действительно перевел двадцать пять тысяч рублей в Вязьму на имя своей бывшей жены Пелагеи Ивановны Сухожилиной. Эти деньги он выиграл по облигации пятого госзайма.
— Почему же он перевел деньги частями и с разных почтовых отделений? — спросил Кияшко.
— Он не хотел, чтобы о выигрыше узнала его теперешняя жена. Он думает с ней расходиться и вернуться к старой. Там у него трое ребят.
— Значит, нашкодил, а теперь решил поддобриться? Ну, с Прокофьевым ясно: покаянный муж и отец решил вернуться в лоно старой семьи. А сигналы на колокольне?
Сергей бросил косой взгляд на капитана. Но Николаев, заложив руки за спину, стоял у стены и, точно не прислушиваясь к разговору, внимательно рассматривал карту.
— Сигналы на колокольне были, — упавшим голосом продолжал Сергей. — Это играют ребятишки, пионеры. Игра такая — Тимур и его команда.
Кияшко молча, как-то скорбно смотрел на печального Сергея, но вдруг лицо майора расплылось, глаза спрятались в узкие щелочки. Он повалился грудью на стол и громко, от всей души расхохотался.
— Что-то значит молодежь! Молодо — зелено! Иван Степанович, помните такой фильм
— «Шведская спичка»? — обратился майор к Николаеву.
— Не могу вспоминать без смеха. Все-таки, какой непревзойденный юморист был Чехов. Теперь таких веселых писателей, пожалуй, нет.
— Почему же? — не оборачиваясь, спокойно заявил капитан.
— Ильф и Петров. Это классики юмора.
— Разрешите идти? — спросил Рубцов. Он стоял' бледный, мужественно перенося свой позор и осмеяние.
— Да, идите, — разрешил Кияшко. — Вы, кажется, еще не обедали? Прекрасно! Сегодня у нас в столовой чудесный украинский борщ. Что-то особенное!
Едва Сергей закрыл за собой обитую синим дермантином дверь, как Кияшко, уже без тени усмешки и даже несколько обеспокоенно, спросил капитана:
