Ленинградские тетради Алексея Дубравина | страница 91



«Все равно теперь не уйду, хочешь ты этого или не хочешь», — с этой мыслью, полный решимости быть последовательным до конца, я взбежал по крутой лестнице наверх, но у самой двери в пассажирский зал неожиданно столкнулся с высохшей морщинистой старухой. Большой ее чемодан преградил мне дорогу.

— Помоги, сынок, ежели не торопишься. Боюсь, хромая, оступиться на лесенке, — прошепелявила старая.

— Вам на пароход?

Не дождавшись ответа, я подхватил увесистый чемодан, обтянутый полосатой тканью, спустился с ним вниз.

— Спасибо, соколик. Дай тебе бог добрую невесту, — сказала старушка уже на трапе в пароход.

Я молча передал ей чемодан и снова поднялся наверх.

Девушек там уже не было, и никто не мог мне сказать, спрятались они от меня или по другой лестнице сошли на пароход, в то время, пока я возился с чемоданом. Я не стал бегать по залам и павильонам палубы — сунул мокрый букет во внутренний карман пиджака, неторопливо сошел вниз и принялся, ради подавления нахлынувшей досады, читать расписание пароходов.

Через минуту за спиной у меня раздался насмешливый голос:

— Смотри, Лешка Дубравин кого-то провожает!

Это говорила Катя.

Я повернулся к девушкам и мужественно подтвердил:

— Провожаю.

Валя чуть дрогнувшим голосом спросила:

— Кого же?

А Катя некстати «догадалась»:

— Ну эту… бархатную бабушку! И ландыши ей подарил?

— И ландыши ей подарил.

Девушки умолкли. Валя после паузы спросила:

— А сам ты никуда не едешь?

— Нет, пока не собираюсь.

— А мы уезжаем, — опять поспешила Катя. — Ненадолго, всего на два дня. Во вторник возвратимся.

Дальнейшее произошло в одно мгновение. В колокол ударили три раза, надрывно забасил наверху гудок; Валя печально сказала: «До свиданья», и они с Ильинской ушли на пароход.

Глянув последний раз на магическое расписание, досадуя на себя за нерешительность, на Катю — за слепую недогадливость, я медленно вышел на сходни и тихо побрел по крутому откосу в поселок. Букет мокрых ландышей всю дорогу оставался у меня в кармане, с левой стороны, и всю дорогу обжигал огнем мое растревоженное сердце.

Один из последних дней

После выпускного вечера мы всю ночь бродили по Сосновке, а с рассветом отправились в лодках за Оку.

К двенадцати часам возвратились к школе. Виктор взбежал на площадку подъезда, потребовал тишины и сказал:

— Друзья! Минуточку внимания.

Я знал, о чем он должен говорить. Знали Пашка и Юрий. Мы еще накануне придумали эту церемонию. То был последний творческий акт неистощимого на выдумки старого комитета.