Ленинградские тетради Алексея Дубравина | страница 100
Но что же вы, такие-сякие пестро-мудро-полосатые, совсем позабыли расчудесных девушек — Валю Каштанову и Катеньку Ильинскую? В ноябре, я знаю, они оставались в Москве (с ними была моя Настенька) и жаловались в письмах, во-первых, на мокрую погоду; во-вторых, на ветреность школьных друзей: «разъехались — даже не вспоминают». О войне — ни слова, будто в Москве не было тревог и затемнения, и немцы находились не рядом, а где-нибудь в Польше, за государственной границей. Вот ведь какими гордыми выросли наши сосновчанки. Пожалуйста, обратите на это необходимое внимание.
Ваш А. Костров».
Кайновский
С Кайновским мы все-таки схватились. Это случилось на следующее утро. Он рано проснулся, долго лежал в постели без движения, потом повернулся ко мне и сказал:
— Вчера вы были умилительно хороши.
— Это вам пригрезилось, — отозвался я, стремясь подзадорить его на разговор.
Он помолчал, покопался пальцами в нерасчесанных волосах, лениво зевнул. Приподнявшись на локте, спросил:
— Давно знаете своих приятелей?
— С тридцать шестого года.
— Они гораздо хуже вас, можете быть уверены.
— Пусть мои друзья остаются такими, какие они есть.
— Несимпатичные, извините, парни! — Остренький нос Кайновского поморщился, синие губы скривились. — Этот, длинноногий, — этакий бодрячок из венской оперетты, второй — кающийся грешник. Оставался бы грешником, если наблудил, — больше имел бы шансов на сочувствие.
Я слушал с притворным интересом. Хотелось узнать, что носит в себе этот задумчивый человек и о чем он любит говорить.
— Обиделись? — спросил, помолчав, Кайновский.
— Пока, видите, терплю.
— Станете возражать?
— Возможно.
Про себя подумал: «Поединок начинается».
Кайновский сел на кровати, лицом ко мне, уперся глазами в мою переносицу, сказал:
— А все, знаете, война. Такое, честно говоря, пренеприятное явление. — Помолчав, задумчиво продолжил: — Люди в войну меняются. Один старательно играет бодрячка, другой — исповедующегося грешника, и каждый, если он не дурак, бережет про запас плотный пук соломы — на случай внезапного падения. Есть в биологии такое словцо — мимикрия, слышали? Люди артистически развили в себе это природное качество и пользуются им удивительно ловко. Только какой-нибудь чудак, повторяю, ломится в глухую стенку, ровно баран в закрытые ворота. Скажите, как вы попали в эту холодную палату?
— Меня привезли сюда в обморочном состояний.
— Сами не успели! А я сам добрался — почти на четвереньках. Чтобы назавтра со мной не случилось того же, что случилось с вами. И, думаю, поступил благоразумно. Зачем лишний раз гонять по городу единственную в полку санитарную машину?
