Непостижимо, думала Дафна, какую ужасную неразбериху создали, переплетясь друг с другом, прошлое и настоящее, а как примирить все это, она не знала. Ее мать была еще жива и жила в Феррисайде, на другой стороне реки, если ехать из Фоуи, вместе с Анджелой (своей любимой дочкой, подумала Дафна, но тут же одернула себя). Мюриел была уже стара и быстро сдавала, наблюдая за приливами и отливами из окна своей спальни, не способная двигаться, заточенная в бывшем некогда местом беззаботного летнего отдыха загородном доме, купленном Джеральдом во времена их процветания. Она представила себе, что едет в Феррисайд, рассказывает все матери и просит совета, как наладить механизм своего брака, просит Мюриел поделиться с нею своими секретами, но знала, что подобного никогда не случится: это немыслимо, некоторые тайны нельзя раскрывать.
А потом пришло еще одно письмо от мистера Симингтона. Дафна тут же опустила его в карман, не желая, чтобы кто-нибудь еще о нем узнал. Конечно, это было нелепо: ведь речь не шла о любовном послании, но Дафне все равно не хотелось ни с кем обсуждать ни его содержание, ни самого мистера Симингтона. Она попыталась представить себе, как он выглядит: он не должен быть намного старше Томми, если допустить, что в двадцатые годы, когда Симингтон вступил в Общество Бронте и стал хранителем музея в доме приходского священника Бронте, он был еще моложавым мужчиной. Она никогда не видела фотографии мистера Симингтона, но ей почему-то казалось, что он похож на дедушку Джорджа, умершего за десять лет до ее рождения, оставив потомкам свои автопортреты. Один из них она повесила в Менабилли, в гостиной, и его лицо казалось ей реальным настолько, будто она и вправду знала его ребенком: красивый бородатый джентльмен, слепой на один глаз, боящийся полностью лишиться зрения, но все же выглядящий более благородным и решительным, чем Джеральд, — человек, которым можно восхищаться, романист и художник. Дафна снова и снова глядела на его портрет, и ее охватывала непреодолимая ностальгия, страстное желание вернуться назад в прошлое, которого она никогда не знала, стремление быть рядом со своим дедом в то время, когда его внуки еще не явились на свет.
Дафна испытывала искушение послать письмо Симингтону с предложением встретиться. Так она могла бы отвлечься от Томми, от череды дней, наполненных невыносимым напряжением, когда временами все казалось хрупким, готовым вот-вот с треском сломаться, но и оставить Томми, не быть рядом с ним она тоже боялась. Она надеялась, что последние недели как-то сблизят их, что ее верность и готовность прощать пробудят нежность в их отношениях. Но он, напротив, как ей казалось, еще больше отдалился от нее, словно в наказание, как в свое время ее отец, когда она возвращалась домой после ночной прогулки с мальчиком, правда, Джеральд не был так молчалив, как Томми; муж никогда не кричал на нее, осыпая истерическими обвинениями.
