Прохладой Сырдарья неспешно дышит,
пропахла дыней степь за пядью пядь.
Сад весь в цвету, письмо для солнца пишет
в сто тысяч листьев. О любви опять.
Земля кругом, земля — не хватит взгляда.
И мысль, как ток летящая, как свет.
Им для начала слиться было надо,
чтоб всё вокруг постичь, держа совет,
чтобы песчаный, лунный лик пустыни
стал всех земных на радость не скупей.
В простом быту есть вещи непростые,
чтоб их познать, из глубины испей…
Шла замуж за Юлдаша-тракториста в
Баяуте хлопководка Латофат,
и жар от их любви пылал на триста
окрестных верст, и пелась песня в лад.
И новобрачных круг гостей согласный
смущал безбрежьем дружбы и родства,
и предсказал им старец седовласый
по веку счастья. Пусть их сложат в два!
А в хрустале пылали розы немо,
что ни бутон — в яйцо величиной.
То был не стих в шесть строчек,
а поэма, покамест не написанная мной.
И старика рябого, безбородого
спросил я: «Чьи взрастили их края?»
— «Хоть дом их — наш совхоз, а нянька я,
не перечесть мне всех колен их рода.
И если есть до поисков охочие,
так тут и выбор полный, и простор:
их маточники из Москвы и Сочи,
из Киева и Бостандыкских гор!..»
И разомлел сосед мой и распелся:
«В них всё слилось, всё свой нашло уклад —
роса лесов, рябины сок и персика,
рассвет над рожью, над волной закат…»
Ты прав, старик, прав, соловей в ударе.
Прав, мастер от мотыги и поэт.
Я знаю сам сердца, дороги, дали,
откуда этот свет и этот цвет.
Всё сеяно тут нами и лелеяно,
и всякий труд благословен и свят,
но начинался от декрета Ленина
на Мирзачуле каждый дом и сад.
Нам сто народов братья и попутчики,
но вместе все мы — спутники при нем!
В совхозе свадьба.
Пробки бьют, как пушки,
