Мухтарджан спросил
у своей шестилетней сестренки:
«Мунисхон, а скажи по правде:
ты думать умеешь?»
Мунисхон удивленно взглянула на брата,
хмыкнула, вздохнула
и, наконец
(конечно, чтоб выиграть время, —
о, женское это лукавство!),
спросила:
«А как это — думать?»
Мухтарджан посерьезнел,
свел брови на переносье
и показал:
«Вот, я думаю…»
«А о чем ты думаешь?»
— «У-у, о многом!
Вот… была бы… гора мороженого,
или целый казан каймаку,
или весь наш сад — из одной черешни,
или сыр — во-от такой, как дом…»
У Мунисхон потекли слюнки.
«О-ой! — сказала она. —
Подожди, братик,
я тоже попробую:
вот… была бы хоть одна кукла,
чтоб не портился сразу завод!
И чтоб она меня видела,
даже если закроет глаза…»
«Придумала тоже!
Тебе еще надо учиться!
Вот, например, хочешь быть мамой?»
— «А ты?» — растерянно говорит
Мунисхон,
ресницами хлопая,
точно бабочка крыльями.
Мухтарджан сердится:
«Я ж не девчонка!
Это девочки могут быть мамами.
Вот вырасту до пятисот лет —
стану отцом!»
— «И дочка у тебя будет?»
— «Будет сто дочек!»
— «А как их будут звать?»
— «Всех будут звать Мунис!»
— «Ой-ей! — говорит Мунисхон. —
А я, когда буду мамой…
У меня будет тыща мальчиков,
и всех будут звать Мухтар!»
— «Ой-ей!» — говорит Мухтарджан
и, довольный, щелкает языком.
А из водопроводного крана
тихонько течет вода,
и сад негромко шумит,
и двое моих малышей
понемногу учатся думать.
1961
Перевод А. Наумова
