будут лаять и выть,
и в ответ —
барабаны греметь среди мрака
и свирепую конницу в битву будить.
Эту ширь самый грозный поход,
словно в озеро брошенный
камень,
всплеснет
и на миг горизонт всколыхнет…
И уснет,
смолкнет
тех берегов крутояр…
Очень стар,
незапамятно стар
этот путь…
И теперь некий новый батыр,
но не царь,
ужасающий зверствами мир,
не грабитель земель,
не губитель культур,
а строитель,
разбивший насилья скрижаль,
сокрушивший владычество ханов и бар,
тот, что вывел народы из тюрем и нор
на свободный цветущий простор,
на которого смотрит с надеждой весь мир,
весь земной
им разбуженный шар,
здесь со славой прошел,
символ освобожденья, —
серп и молот
подняв над землей…
Очень стар,
незапамятно стар
этот путь…
Но отныне на нем лишь один властелин —
богатырь,
тот, что слил воедино
Туркестан и Сибирь
и бескрайнюю ширь —
от далекого Улан-Батора
до Москвы и бухарских чинар —
в пашни, в пастбища и в сады превратил.
Очень стар этот путь…
Но теперь по нему,
грохоча во сто пар
своих победоносных колес,
мчится зычноголосый
колосс-паровоз,
извергая дыханием пламя и пар,
как скакун легендарный тулпар,
вместо шпал
суеверий каноны топча,
в даль вонзая, как два огневых меча,
два могучих луча
своих фар.
Очень стар,
незапамятно стар
этот путь…
Но теперь по нему —
от людей обездоленных
Индостана и Афганистана —
поздравления и пожеланья побед,
вдохновенный привет
от мильонов
наших друзей
вслед стальным караванам
к нам летят
из-за океанов
и пустынь, что мертвее Сахар….
И теперь по нему,
по пути, что так стар,
где усталый навьюченный нар
сквозь жару, и снега, и степной ураган,
