— Не уехал он. В больницу слёг. С давлением. Я звонила. Говорят, не ест ничего. Всё думает и грустный. Холостяцкая его жизнь. Может, поправится.
Бабушка, заохав, закрыла дверь.
Мы с Петькой сели на ступеньки и задумались. У меня как-то тяжело-тяжело стало на сердце.
— Что же он? — сказал Петька. — Мы же друзья. Мог бы сказать перед уходом. Сообразили бы чего-нибудь. Скучно там лежать. По себе знаю.
— Давай сходим, и всё, — предложил я.
— «Сходим, и всё»! Надо же передачу нести, а денег нет… Мне мороженое носили, когда я с гландами лежал.
— Вот и отнесём чего-нибудь вкусненького. Пошли, — сказал я, поднимаясь со ступенек.
— Чего вкусненького? У него аппетита нет. Винегрет? Или мясо из борща? Может, киселя черносмородинного?
Мы спускались вниз, соображая, чего бы такого вкусненького отнести Тим Тимычу.
— Вот ты, — сказал Петька, — если бы ты заболел, какую бы ты захотел получить от меня передачу?
Я, не задумываясь, воскликнул:
— Воблу! Больше ничего!
— И я воблу! — сказал Петька. — Мужчине в больнице только вобла нужна! — Он тут же приуныл. — А пиво? Они же все воблу пивом запивают… Денег нет на пиво…
— А вобла у тебя есть? — спросил я.
— Заперта от меня вобла. Вот уже целых два дня, а в моём теле соли мало…
— От меня ничего не запирают, — похвалился я. — Только если возьму воблу без спроса, меня ожидает самая страшная кара.
Петька стал меня уговаривать:
— Мы же не сами её съедим. Человеку же отнесём. И какая может быть самая страшная кара?.. А?
Я не решался.
Петька не отставал:
— Возьми. Не трусь. А я, была не была, сдам молочные бутылки, и купим пиво. Человек же дороже воблы и молочных бутылок! Ну?
Я больше не мог раздумывать, потому что не меньше Петьки любил Тим Тимыча.
Мы пошли ко мне домой. Я снял с гвоздика связку воблы. На шпагате оставалось ещё штук двадцать серебристых, с раздутыми от икры боками рыбёшек. Я выбрал три самые большие.
— Семь бед — один ответ, — сказал Петька, намекая ещё на парочку вобл.
Я снял две воблы поменьше. Петька заклянчил:
— И мне дай… одну… в долг до завтра… У меня соли мало в теле…
— Пошли! — крикнул я. — И так попадёт! Она у отца на вес золота!
Петька надулся. Мы пошли к нему за молочными бутылками. Он взял в кухне пять бутылок, положил их в нейлоновую авоську и сказал:
— Теперь бутылки будут запирать…
Мы сдали их, купили в «Гастрономе» пиво и пошли в больницу. Она находилась недалеко от нашего дома.
В приёмном покое мы прочитали список продуктов, которые разрешалось передавать больным. Вобла и пиво не были там указаны. Поэтому я переложил воблу из авоськи в карманы. Петька быстро заткнул бутылки с пивом за пояс, ахнул, встал на цыпочки и глупо заулыбался, как будто входил в ледяную воду. Ведь бутылки были очень холодными, а он их сразу прижал к животу.
