Правила весны | страница 18



* * *

«Гарбузия».

Почему нас еще зовут «гарбузией»? Чем не «ягрунки»? Теперь у каждого своя кружка, свой хлеб и жестянка сахару. Свои книги, койка, сундучек. Как у всего общежития. Звонкое слово «гарбузия» надо зачеркнуть, а на двери поставить мертвую цифру — комната № 16. Тогда — кругом шестнадцать.

Одна рука заблудилась в зарослях волос, дергает их. Мнет. Другая ломает карандаши на истерзанных листах бумаги,

От всего «гарбузовского» осталось только это. Осыпаю листы россыпью букв, чиркаю, мучаюсь, сбирая их в колонны. Рядом сидит Шмот и мастерит из картошки, соли и хлеба бутерброды. Грица в своем углу разучивает стойки на руках. Пыхтит, падает, гремя каблуками о пол.

У окна Самохин, тренькая на балалайке, смотрит в песельник и подвывает:

— Бродяга, судьбу проклиная..

Толька, задрав ноги на спинку койки, перебирает бычьем ревом:

— Я бранду себе достану,
Чертенят волохать стану,
Почему нет водки на луне…

И рвет аккордами струны у своей старой дребезжащей гитары.

Как тут сосредоточишься?

.. Навстречу родимая ма-а..

Бух. Грицкины ноги.

О-го-го-га-а!

… Рысаков перегоняю,
Я трамваи догоняю…

Задыхаюсь от злости. Я им покажу. Хватаю книгу и громко декламирую.

— Однажды! лебедь! рак! да щука!
— Ой здравствуй, ой здравствуй..
— Если рожа не побита,
Не похож ты на бандита..
— Го-го! Го-го-го…

Шмот от удивления открывает рот. А те усиливают голоса. Струны готовы лопнуть. Я уже рявкаю.

— А! возу! все! нет! ходу!.
— Твой-и-и бра-а-атец..
..Пусть она ряба, горбата,
Но червонцами богата…

Шмот начинает в такт чавкать и мычать. Грица катается по койке, изнемогая от гогота. Чеби бьет табуреткой о пол.

Наши соседи «ярунки» сначала злобно стучат в стенку, а потом решают поддержать. У них начинается такой же тарарам.

От шуму можно обалдеть.

Швыряю книгу. Шапку, тужурку в руки и бегом за дверь. В комнате зверинец.

Теперь это каждый вечер. Досаждаем друг другу чем можем. Стоит сесть кому-нибудь за книгу или поднять над тетрадкой карандаш, сразу же все остальные хватают инквизиторские инструменты, открывают глотки и пошло.

Направляюсь к девчатам. В Нининой комнате пусто. На столе записка:

«Девчата! Пейте чай без меня. Булки и масло купила. Ищите в шкафчике. Буду в клубе. Приду поздно.

Нина».

Значит и тут что-то вроде бывшей «гарбузии». Интересно бы узнать. Рядом в комнате музыка и танцы. Заглядываю. Незнакомые парни топают и вертятся с нашими девчатами. Почему это девченки своих не пригласят? Хуже, что ли, тех? Смотреть скучно. Иду на лестницу. Ноги еле двигаются, а по пятам томительная скука.