Вещи стремились к одному — выявиться, и ни к чему другому. «Я вижу» — вот единственное, что можно было сказать.
Войдя в дом, чтоб спрятать тряпицу, которой терла тарелки, она остановилась на секунду перед материной спальней, запертой на ключ. И заглянула в щелку. Какими большими казались вещи, если смотреть в узкое отверстие. Они приобретали объем, тень и свет: они выявлялись.
Через щелку альков приобретал пышность и великолепие, какие исчезали, едва откроешь дверь.
Так надо смотреть и на город: через бойницу. Тогда наблюдающий будет защищен подобно наблюдаемому. Оба — вне досягаемости. И Лукресия продолжала с жадностью наблюдать через бойницу, чуть ли не на корточках у запертой двери.
Забыв обо всем и напрягши все свое внимание.
Потом выпрямилась с болью в спине, пошла на веранду и повесила сушиться полотенце.
И увидела стену, перерезанную низким балконом со светлой железной оградой. Что-то назревало…
Всматриваясь, девушка словно хотела помешать наличию здесь этой высокой стены с оградой, так они казались здесь ни к чему — только для бессмысленного на них смотрения. Она тихонько вздохнула.
Все, на что она смотрела, становилось реальным. И теперь она смотрела спокойно, без тревоги, на горизонт, перерезанный трубами и крышами.
Трудное было в том, что видимость и была реальностью. Ее усложненный взгляд был взглядом живописца… Из каждой стены с водосточной трубой рождалось нечто неделимое — стена с трубой. Трубы — как они навязчивы. Если большая труба, значит, дом с большой трубой.
Никакой ошибки быть не может — все существующее есть совершенство, вещи только тогда и существуют, когда совершенны.
Она спустилась в погреб, набитый всякой всячиной, ища места, куда поставить веник, оглядываясь… Происходит что-то вон в том углу: а то происходит, что резиновая трубка привязана к сломанному крану, старый сюртук висит в глубине, электрический провод обвился вокруг железины.
Строительный материал для города!
Она смотрела на вещи, какие нельзя и назвать. Причудливые формы некоторых из них будили в ней пустое вниманье: взгляд без пощады на вещь без защиты. Вот резиновая трубка, привязанная к сломанному крану, за ними висит старый сюртук, а электрический провод обвился вокруг железины. Раз видишь вещи, значит, они есть.
Она в нетерпении била ногой, как копытом. Старалась, чтоб лучше все разглядеть, быть спокойней, глупее, удивленней — как солнце. Почти ослепла, вглядываясь.
В течение долгих лет упорного старания обострилось в ее особенном взгляде то, что шло от изначального разума.
