Народ волновался, так до конца и не понимая, что же здесь происходит. Кто-то бросил камень в озверевшего человека, но тот ничего не видел вокруг себя и не чувствовал. Он готовился к новому нападению на сына.
— Остановите же этого сумасшедшего… Скрутите же его скорей! Смелее, смелее! — поощряли стоящие сзади люди тех, кто стоял в передних рядах, но те боялись подступиться к "бешеному" с огромной палкой.
Иорам не прятался от отца и не защищал себя. Он только умолял его:
— Оте-е-ец, успокойся! Успокойся же, оте-е-ец! — твердил он сквозь душащие его и текущие от бессилия горькие слезы.
Отец же в это время заметил расставленные на камне баночки и горшочки с лекарствами и одним взмахом палки разнес их на кусочки.
— Что ты натворил! — возмутился Иорам и бросился туда, где еще несколько секунд назад находились целительные мази, настойки и порошки, в надежде что-нибудь спасти и уберечь. — Зачем, зачем ты разбил их? Как же нам теперь помочь этим людям? — рыдал Иорам, собирая осколки дрожащими от горя руками.
Отец поднял палку и снова двинулся на сына, опустившегося на колени перед разбитыми баночками.
— Остановите его, остановите! Он убьет его! — кричали в ужасе люди.
А Иорам поднял голову и смело посмотрел отцу в глаза. В этот момент тот был похож на разъяренного зверя, ничего не видящего перед собой, кроме крови. Но Иорам даже не попытался уклониться от жестокой палки. Он смотрел с вызовом на палку, на отца и кричал в исступлении:
— Зачем ты разбил баночки? Что тебе нужно?
И в это время мальчик почувствовал страшный удар, который пришелся по лбу. Ему показалось, будто это страшный ураган с ужасающим громом и молниями, со всей своей необузданной силой обрушился на него, подхватил, закружил и бросил на землю. Иорам рухнул на спину, а из разбитой головы хлынула алая кровь.
— Убил сына! Сумасшедший! Бешеный! Мальчика убил! — забушевала толпа. — Остановите же его, свяжите его!
Наконец, несколько молодых парней подкрались к отцу Иорама сзади и приготовились к нападению. Он же в это время обернулся к Амон-Pa, который старался уберечь Иорама, прикрыть его собой, и заревел:
— Я и тебя, гадину, не оставлю в живых! — и со всей какой-то нечеловеческой силою замахнулся палкой.
Амон-Pa, как и Иорам, даже и не попытался отвести от себя этот мощнейший удар, и если бы палка действительно обрушилась на мальчика, то она расколола бы его голову на две части…
Дальше все произошло в мгновенье ока. В этой суматохе никто и не заметил, как, когда, в какое мгновение оказалась перед сыном Мара и, обняв его, закрыла своим телом. В этот момент она была похожа на большую, прекрасную и смелую птицу, готовую на все ради жизни своих птенцов… Страшный удар, предназначенный Амон-Ра, пришелся прямо в висок женщины… Мара застонала, ноги ее подкосились, и она тихо, все так же пытаясь удержать в своих объятиях сына, соскользнула вниз к его ногам.
