Не колебался и Черчилль. Бомба привела его в восторг. «Что такое порох? Чепуха! Электричество? Бессмыслица! Атомная бомба – вот второе пришествие Христа!» – восклицал Черчилль.
Сын. А как отнесся Сталин к бомбе?
Отец. ...После одного заседания «большая тройка» собралась в парке, примыкавшем к дворцу, в котором происходила конференция, Трумэн подошел к Сталину, а Черчилль наблюдал их разговор издали.
Трумэн сказал: «У нас есть теперь бомба необычайно большой силы». Сталин, как свидетельствуют участники, выслушал президента совершенно спокойно. У Трумэна даже сложилось впечатление, что Сталин не понял, о какой бомбе идет речь, поскольку тот не упомянул названия – урановая или атомная. «Ну как?» – спросил сразу же Черчилль у Трумэна. «Он не задал мне ни одного вопроса», – ответил президент.
Трумэн утверждал, что «русский премьер не проявил особого интереса». «Я был уверен в том, что он не имел ни малейшего представления о значении сказанного ему», – писал Черчилль в своих воспоминаниях позднее. Они ошибались.
Сын. Сталин знал о бомбе?
Отец. Не только знал – у нас уже велась работа над ее производством. После возвращения с заседания Сталин передал Молотову разговор с Трумэном. Молотов ответил: «Цену себе набивают». Сталин сказал: «Пусть набивают. Надо будет переговорить с Курчатовым об ускорении этих работ».
Сын. Неужели в ту пору не было людей, которые отдавали себе отчет в значении ядерного оружия, могущего перевернуть вверх дном не только военную технику, но и весь мир?
Отец. Трудно предположить, чтобы эти деятели не видели огромного воздействия, которое окажет ядерная бомба на последующее развитие мира. Хотя прямых данных об этом нет. Известно, что в последней речи, которую Рузвельт готовил, но так и не произнес (это было в день его кончины), он собирался говорить о растущей роли науки в мире. Биографы Рузвельта впоследствии утверждали, что эти непроизнесенные слова были навеяны информацией о близящихся результатах Манхэттенского проекта.
Сын. Были же ученые, которые могли просветить политиков того времени?
Отец. Такие ученые были. И одному из них, датскому физику Нильсу Бору, человечество должно поставить памятник за его мужество, самоотверженность и проницательность. В одиночку он начал борьбу против могучих властителей мира. Он обратился с письмами к Черчиллю и Рузвельту. Он утверждал, что атомная гонка может стать неизбежной, если не будут приняты меры для установления нового, более прогрессивного порядка в мире. Он считал необходимым предупредить соперничество в области атомной энергии, предлагал немедленно начать переговоры, к которым надо привлечь Советский Союз.
