Отец. Почему гиганты?
Сын. Потому что они вершили судьбы миллиардов людей.
Отец. Я не верю в гигантизм. Но история действительно вознесла «большую тройку» на неслыханную высоту.
Сын. А ведь говорят, что нельзя впрячь в одну телегу коня и трепетную лань...
Отец. Вряд ли среди этой «тройки» кто-то играл роль трепетной лани... Сам факт общения, столкновения, контакта этих политических утесов высекал искры, высекал молнии.
Сын. Какой же мир они оставили человечеству?
Отец. Что ж, мир оказался удивительно устойчивым. Когда я перечитываю Ялтинские соглашения, я удивляюсь не тому, как много произошло перемен – они огромны, – а как много было завоевано Победой. Ялта была торжественным мигом сотрудничества непросто разных характеров – разных социальных систем.
Сын. Но вот эти гиганты... Иногда они мне кажутся просто слепцами...
Отец. Почему слепцами?
Сын. Потому что они не видели будущего. Например, бомбы... и ее роли.
Отец. Какой бомбы? Атомной?
Сын. Я не знаю другой бомбы. Есть еще, правда, водородная, а говорят, и нейтронная. Но это все едино.
Отец. Да, у нас было другое ощущение бомбы. Те, которые падали на наши дома, были другими.
Сын. А что ты испытал, когда услышал об атомной бомбе?
Отец. Я прочел краткое сообщение о Хиросиме и Нагасаки.
Сын. И что же?
Отец. Я был потрясен. Мне часто потом по ночам снился сон: весь мир, вся планета взрывается, превращаясь в огненный шар, и я просыпался в ужасе...
Сын. Мне это не снится. Мы с детства слышим о бомбе, привыкли.
Отец. Мне это непонятно.
Сын. Я говорю не о своем ощущении. Я этого не испытывал. Я говорю о том, что должен испытывать. Я должен отнестись к бомбе как к реальному делу. Если я останусь живым после взрыва, я должен буду не размазывать слюни, а делать что-то конкретно: спасать выживших, давать отпор врагу.
Но я хотел говорить, прости меня, не о наших чувствах. Мне очень хотелось бы узнать вот что: как отнеслись Рузвельт, Черчилль и Сталин к атомной бомбе? Смогли ли они предвидеть ее значение для войны и мира, для всей последующей жизни человечества?
Отец. На это нельзя ответить с абсолютной достоверностью. Рузвельт организовал Манхэттенский проект, что привело к созданию атомной бомбы.
Сын. Колебался ли Трумэн бросать бомбу?
Отец. Ни секунды. Он выдвигал два мотива. Первый: бомба – плата за Пёрл-Харбор. Второй мотив касался СССР. «Если только она взорвется, – говорил Трумэн еще в момент испытания бомбы, – а я думаю, что это будет именно так, – я получу дубину, чтобы ударить по этой стране». Он имел в виду вовсе не Японию, а Советский Союз.
