— А я... — говорила Дуся. — У меня...
— Нет, а я... — говорил Иван Петрович.
— А вот я, например, — говорила снова Дуся.
— Да, да! — подтверждал Иван Петрович. — И я!
По кустам кто-то шлялся и глухо шумел.
«Надо бы убраться из этого места», — тревожно подумалось Ивану Петровичу вдруг.
Он не решился сказать это Дусе, но Дуся сама, без него, точно в тот же момент, пришла к этой мысли и заторопилась из парка.
Им теперь не хотелось чужих лишних глаз.
Они выбрались из шалаша и немного оправились. Миновали поляну, потом дорогу со стрелкой. Уже подходили к переднему парку.
На дорожке, вдали, показался тот самый человек, с черенком. Он надвинулся на них очень быстро, как транспорт.
— Ну как, погуляли? — спросил он, сощу- рясь, и добавил прямое, гнусное словцо в виде вопроса — и тут же быстро прошагал мимо них.
Само словцо не вызвало у Ивана Петровича злобы, как у показного завзятого чистоплюя, никогда не слыхавшего, не читавшего по заборам. «Да таких же людей и совсем нет у нас, -— думал он иногда. — Или есть?» Но так, в упор произнесенное, обидно, при Дусе, оно заставило его метнутся внутренне за тем негодяем, которого, впрочем, и след по дорожке простыл, а потом метнуться обратно к Дусе, чтобы не позволить ей почувствовать, будто что-то случилось, чтобы затереть у нее внутри слуха другими словами это словцо сощуренного человека.
Но тут Дуся вдруг рассмеялась и сказала добродушно:
— Вот ведь гад, с картинками выражается!
Иван Петрович поначалу не понял.
— У нас в деревне тоже был один, Словантий Романыч, — сказала Дуся. -— Он пел. В деревне этого много, у нас не считается, если поёт, а в городе его бы ценили за голос. Я такого громкого голоса никогда не слыхала. Правда, мотив у него был плохой, но голос громкий. Словантий Романыч забирался на крышу или на стог и пел оттуда на всю деревню. Песни у него все такие, с картинками, — сильные картинки! Он поет, а мы смеемся.
-— Нахальный! — добавила она, хорошенько припомнив.
С картинками, понял Иван Петрович, это то есть с матюгами. И так ему спокойно сделалось с Дусей, они посмеялись да и напрочь позабыли сощуренного.
На опушке леса, в безлюдном начисто месте, почему-то вдруг стояла тележка и с нее продавщица в белом халате, не столько в общем-то белом, как удивительном среди зеленого, темного леса кустов и деревьев, продавала жареные рыжие пирожки.
— А вот хорошие пирожки, — говорила продавщица доверительно. -— Ешьте сами и другим расскажите. Девушка, всем скажите, что тут пирожки!
