Развивая острый, вестерновый сюжет повести, я параллельно представлял себе двух комсомольцев-фанатиков (он и она), начитавшихся Кампанеллы и утопистов, наслушавшихся Троцкого и леваков, поверивших их речам, которые призывали к свободной любви, к тому, чтобы все было общее: жены, кухни, постели и дети…
Мы мечтали сделать фильм о комсомольской ячейке, где живут по принципу свободной любви, провозглашенной Коллонтай, которая утверждала, что «сойтись с мужчиной — все равно что выпить стакан воды».
И вдруг точно гром среди ясного неба к этим комсомольцам-фанатикам приходит Любовь и поражает их разрядом высочайшего напряжения.
Они любят друг друга по-настоящему — по закону природы, а не комсомола.
Однако сценарий у нас с Валуцким не задался. Объединение отнеслось к нему кисло. Володя ушел с головой в сценарий «Города и годы» для Александра Зархи.
«Казенное имущество» развалилось…
Мой очередной «простой» нарушил телефонный звонок:
— Это Игорь Федорович Масленников?
— Да, я слушаю…
— С вами говорит Серафима Михайловна Юрьева — литературный секретарь Веры Федоровны Пановой…
Писательница Панова, известная в то время на весь Союз, была уже в преклонном возрасте и пользовалась услугами литературного секретаря.
— Вера Федоровна хотела бы предложить вам работу…
Юрьева поинтересовалась, не занят ли я как режиссер на данный момент. Я ответил, что свободен.
— Вера Федоровна хотела бы, чтобы вы поставили на «Ленфильме» экранизацию ее «Сентиментального романа», — заключает Юрьева. — Вы читали это произведение?
Панову я никогда раньше не видел и почти ничего не читал (правда, в молодости в университете мы проходили ее популярные «лауреатские» повести «Спутники» и «Кружилиха»). Мы договариваемся о встрече.
И вот я в гостях у Веры Федоровны. В просторном кресле передо мной сидит разбитая параличом старуха, полуслепая и полуглухая, с затрудненной речью, с четками в руках, в кружевной черной накидке и с крестом на груди.
Разговаривает трудно, глухо. Что мне отчетливо врезалось в память — поразительной красоты руки, лежавшие на подлокотниках кресла.
Мне предложены кофе и коньяк.
Она тоже пьет, неловко вытираясь бумажными салфетками и бросая их под стол.
Оказывается, «Сентиментальный роман» — любимая вещь самой Пановой. Она говорит мне о том, что сама хотела бы написать сценарий по этому роману и надеется, что я поучаствую в этом как кинематографист.
«Серафима, принесите-ка Игорю книгу», — обращается она к Юрьевой.
