Джон поднял свой стакан с молоком.
-- Skoal, — сказал он. — Это шведское слово, его говорят перед тем, как выпить. Пожелание удачи.
— Ты знаешь так много иностранных слов и языков.
— Не так уж и много, — честно признался Джон. — Только caput, adios и skoal. И еще то, чему на французском учат. Совсем мало.
— Это уже beaucoup, — сказал Хью, довольный своей находчивостью.
Внезапно копившееся напряжение прорвалось лихорадочным движением. Хью метнулся на задний двор, подхватив на крыльце баскетбольный мяч. Он провел мяч по двору и только потом нацелился в корзину, которую отец повесил ему на прошлый день рождения. Когда промахнулся, с отскока бросил мяч Джону, вышедшему следом. На улице было здорово, Хью от игры стало легче, и в голову пришла первая строчка стихотворения. «Сердце мое — точно мяч баскетбольный». Обычно, когда придумывалось стихотворение, он валялся на полу в гостиной, высунув язык, учась вылавливать нужные рифмы. Мать звала его Шелли–По, когда переступала через него, и иногда легонько тыкала его ногой пониже спины. Матери всегда нравились его стихи; сегодня вторая строчка возникла почти сразу, как по волшебству. Он крикнул Джону:
— Сердце мое — точно мяч баскетбольный, скачет по комнате радостно, вольно. Как тебе такое начало стиха?
— Звучит как‑то безумно, — ответил Джон. Потом торопливо поправился: — Я хотел сказать — странно. Да, странно.
Хью понял, почему он изменил слово, и воодушевление от игры и от стихотворения мгновенно покинуло его. Он поймал мяч и прижал к себе. День сиял золотом, а глициния у крыльца пестрела еще нераскрывшимися бутонами. Она была похожа на водопад цвета лаванды. Свежий ветерок принес запах разогретых солнцем цветов. Светлое небо, голубое, безоблачное. Первый теплый день весны.
— Мне надо бежать, — сказал Джон.
— Нет! — В голосе Хью зазвенело отчаяние. — Ты разве больше пирога не хочешь? Я никогда не слыхал, чтобы ели только один кусок.
Он подтолкнул Джона к двери и опять позвал маму — уже по привычке, потому что всегда звал ее, входя. «Мама!» Ему было холодно после яркого солнца. Ему было холодно не только из‑за погоды: он очень боялся.
— Мама уже месяц дома — она всегда меня из школы ждет. Всегда, всегда.
Они стояли посреди кухни и смотрели на лимонный пирог. И этот разрезанный пирог казался Хью каким‑то… странным. Они стояли, и тишина кухни была жуткой и тоже странной.
— Тебе не кажется, что здесь слишком тихо?
— Это потому что у вас нет телевизора. Мы включаем телевизор в семь утра, и он работает весь день, пока все в доме не улягутся. Есть кто‑то в гостиной или нет — он все равно работает. Спектакли, сценки, скетчи — и так целый день.
