Помолчав с минуту, девушка добавила все тем же тихим, пассивным тоном:
— Ну и пусть он идет ко всем чертям и знается только со своими пауками…
— Но ведь и у тебя есть своя мать! — возразил я.
Она поудобнее вытянула ноги, тщательно прикрыв их полами своей длинной кофты и накидкой, а потом задумчиво ответила:
— Да, есть… Так что же из этого?
— Если тебе нужна помощь или еда, почему ты не обратишься к родной матери?
Молодая девушка решительно замотала головой, сильно и резко, словно эти слова были ей очень неприятны. При этом ее волосы рассыпались во все стороны, закрыв лицо и глаза. Она отбросила их назад все тем же резким гневным движением, как бы избавляясь от давящей ее мысли.
— Я не хочу просить у нее никакой помощи! — решительно воскликнула Дорис, несколько повысив голос. — Она хочет отнять у меня свободу! Закрыть навсегда в каком-то помещении и забросить ключ от выхода.
Девушка взволнованно приподнялась на коленях. Теперь ее голубые глаза находились на уровне моих. Она внимательно посмотрела на меня и с подозрением спросила:
— Может, вы подосланы ко мне именно ею?
— Но позвольте, Дорис!..
— Точно! Она ведь грозилась меня наказать… Говорила, что напустит на меня агентов или полицию… Жалела о том, что не предприняла этого раньше. Но ведь и я могла рассказать им немало неприятного… того-сего… — Дорис укоризненно покачала своей светловолосой головкой, выпятила вперед подбородок, как бы решившись на наступление.
— Что же именно? — спросил я.
— Например, хотя бы то, что оба они всю свою жизнь непрерывно ссорились и пускались в различные авантюры… Построили себе этот мрачный, огромный, отвратительный домище, где поедом едят друг друга… И так в этом преуспели, что растеряли где-то всю доброту…
— О чем же они спорят так часто?
— О многом! О какой-то Милдред, например… В действительности же все дело в том, что они давно уже не любят друг друга. Оба жалеют только себя и свою жизнь. Даже ко мне имели какие-то претензии. Я помню только, как они кричали друг на друга над моей головой, когда я была совсем ребенком. А я стояла между ними и дрожала… Мать взяла меня на руки, отнесла в ванную и заперла там на ключ. Отец выломал тогда дверь плечом, но после этого долго носил правую руку на привязи… С тех самых пор я часто думаю о привязи, путах, которыми меня связали…
— Но ведь таблетки совсем не помогут тебе в этом, Дорис, — проговорил я сочувственно, немного расстроенный ее сбивчивым, но печальным рассказом о невеселом детстве в мрачном и громоздком доме Бемейеров.
