— Достаточно набрать номер, Клер. Час на самолете.
— Да. Не знаю в чем дело, Блэйр. Все шло отлично. У меня отличная работа. Мне нравится, что я делаю, мне нравится моя жизнь. И вдруг… снова этот сон.
— Ой. — Он опять взял ее руку, на этот раз не отпуская. — Прости. Хочешь поговорить об этом?
— О сне? — Дерганным движением она воткнула сигарету в безвкусную железную пепельницу. Детали она не обсуждала никогда, даже с ним. — Да, все то же самое. Ужасно, когда это случается, но затем он исчезает. Только в этот раз я— не смогла выйти из этого состояния. Я работала, но сердце у меня к работе не лежит, и это заметно. Я все думаю о папе, и о доме, и, Боже, о маленьком черном пуделе миссис Нигли. Французская булка и обед «У Марты» после воскресной службы. — Она сделала глубокий вдох. — Блэйр, мне кажется, я хочу домой.
— Домой? В Эммитсборо?
— Да. Слушай, я знаю, ты говорил, что в самом разгаре переговоры с новыми владельцами дома, но ты можешь подождать. Мама не будет волноваться.
— Да, конечно не будет. — Он видел ее напряжение, чувствовал его в бесконечных движениях ее руки. — Клер, Эммитсборо далеко от Нью-Йорка. Я не имею в виду расстояние в милях.
— Один раз я уже проделала это путь.
— Оттуда сюда. Путешествие обратно выглядит совершенно иначе. Ты там не была уже…
— Девять лет, — сказала она ему. — Почти десять. Наверное тогда было легче, просто уехать, после того, как мы поступили в колледж. Потом, когда мама решила переехать в Вирджинию, не было особых причин возвращаться. — Она отломила край сэндвича, который ела в большей степени, чтобы успокоить нервы, чем от голода. — Но, по крайней мере, она пеклась о доме. Это хорошее вложение. Без закладных, небольшие налоги. Арендная плата…
— Ты правда веришь, что это единственная причина, почему она его не продала? Из-за арендной платы?
Блэйр посмотрел на ее сомкнутые руки. Ему хотелось сказать ей да, чтобы она могла обрести спокойствие в будущем, вместо того, чтобы искать его в прошлом. Его раны затянулись, но они могли неожиданно открыться, напоминая о бесчестии отца и болезненном осознании действительности самим Блэйром.
— Нет. Там остались воспоминания, по большей части хорошие. Я уверен, что все мы чувствуем привязанность к дому.
— Ты чувствуешь? — тихо спросила она. Их глаза встретились. В них было понимание и отзвуки боли. — Я его не забыл, если ты это имеешь в виду.
— Или не простил?
— Я сжился с этим, — кратко объяснил он. — Мы все сжились.
