Но, кажется, человек с повелительным голосом понял это и немного сдвинулся с места, на котором только что был. Так что его глаза оказались прямо над моими.
Они, эти странные глаза, из карих посветлели в зелёные — и взгляд мягко, будто паутинка, опустился на мои. Мягко, а потом внезапно ударил, пробивая голову насквозь. Моё тело рывком изогнулось — только голова лежала неподвижно, словно этот всё ещё светлеющий взгляд пригвоздил её к столу, на котором я лежал.
Кажется, едва моё тело подпрыгнуло, люди, окружавшие стол, отшатнулись от него. Испуганные и взволнованные восклицания оборвались, как только человек, пронзивший меня взглядом, резко поднял руку в жесте, призывающем к молчанию.
— Андрей, слушай себя, слушай своё тело!
Еле слышный шёпот завораживал. И я попытался выполнить то, что мне предложили. Я услышал разодранную кожу, умирающую под натиском проникающего в неё яда, я услышал растворяющиеся в отравленной крови последние жизненные силы организма — и понял, что пора уходить. Перед глазами, дрожа и плывя в расплавленном воздухе, появилась настолько чёрная, что не давала разглядеть свои очертания дверь. Этот странный цвет околдовывал и заставлял приближаться к этой двери. И я шагнул раз, другой... Дверь наплывала на меня, притягивала — как обещание лучшей жизни... Но после смерти. Или даже в самой смерти...
— А теперь иди за мной, — повелительно сказали сверху, откуда всё ещё проникал в моё маленькое живое пространство призрачный зелёный свет.
Опустив глаза, я увидел, что стою на краю пропасти. Ещё шаг к манящей двери — и я бы рухнул в бездну, дно которой скрывал багряно-жёлтый огонь.
Вокруг левой руки замерцало зеленоватое пушистое облачко. Я будто сунул горящие от боли пальцы в успокаивающий влажный снег. Как хорошо-о...
Облачко чуть вытянулось. Я испугался, что вернётся боль, и шагнул за ним, продолжая держать кисть в снежном холоде. Облачко росло и вскоре уже обволокло всю руку. Но постоянно куда-то пыталось улететь. Правда и то, что оно терпеливо дожидалось меня. И я наконец сообразил: чем дальше от пропасти, куда я чуть было не шагнул, тем больше становится облако, обволакивающее меня ощущением здорового тела. И, когда я это понял, конечно же, поспешил за ним...
... Прохладная ладонь провела по моим глазам раз, два...
— Всё. Жить будешь. Открывай глаза. Не бойся.
Ему легко говорить: «Не бойся». А я откровенно трусил. Вот открою — и глаза чуть ли не ошпарит, точно к ним поднесут горящий факел.
