— Ну пой хором! — разрешила Лидия Васильевна. — Ой, голова кружится, я прилягу! — И действительно прилегла на постель. — Пой! — прикрикнула она. — Тебе говорят!
— «Издалека долго, — запел Толоконников, — течет река Волга…»
У него оказался приятный сладенький голосок, лет сто назад он бы пел жестокие романсы и кружил головы барышням.
… Течет река Волга, конца и края нет.
Среди хлебов спелых, среди снегов белых
Течет река Волга, а мне семнадцать лет…
— пел Юрий Сергеевич и забыл про номер в гостинице, размером в шесть квадратных метров, и про женщину, которая лежала на постели в ожидании, и про то, что во рту не пропал едкий вкус дрянной водки. Он знал в песне все слова и пел, не пропуская ни одного. Лидия Васильевна слушала и поражалась, а Толоконников пел до тех пор, пока в коридоре не включили пылесос, а петь на пару с пылесосом он не желал.
— Здорово! — тихо сказала Лидия Васильевна. Толоконников не расслышал, потому что пылесос буквально надрывался.
— Наверное, это «Вихрь», — громко сказала Лидия Васильевна. — Он самый мощный и поэтому самый шумный.
— Выпьем! — предложил Толоконников.
— Тебе больше не надо! — запретила Лидия Васильевна. — А то от тебя и так толку на грош!
Но то ли песня разобрала Толоконникова, то ли водка подействовала, но он вдруг осмелел, подумав при этом, что если сейчас же не переступит грань, которая отделяет его от настоящего мужчины, то и перед женщиной стыдно, и вспомнить про это будет еще стыднее. Он кинулся на Лидию Васильевну, как коршун на добычу, и стал ее целовать.
— Ой, господи! — Она сердито высвободилась. — А ты еще хотел принять! Отстань ты от меня, что ты, с цепи сорвался? — И, будто прочтя его мысли, сказала: — Это тебе для форсу ведь. Так ты и так можешь потом хвастать, что вот была у тебя в Крушине мировая баба…
Толоконников, раскрасневшийся и вспотевший, смущенно отодвинулся и пересел на стул.
— Ты что? — улыбнулась Лидия Васильевна. — Обиделся? Скажи пожалуйста, какой ты…
— Ты меня не дразни! — пригрозил Толоконников. — В тихом омуте…
— А может, я только чертей и уважаю!
Толоконников понял ее слова по-своему, встал и объявил громко, как на собрании:
— Давай лезь под одеяло! — и стал снимать пиджак.
— То ты тихий, то ты хам! — передернула плечами Лидия Васильевна.
Толоконников налил себе еще водки, но, боясь опьянеть, пить все-таки не стал и начал расшнуровывать ботинки.
— Ну что ты со мной как с женой обращаешься! — с укором сказала Лидия Васильевна.
