В каменном саду царил суровый полумрак. В неярком свете из одной-единственной световой штольни уходили в темноту ряды изваяний с закрытыми тканью головами. Здесь, в тишине и спокойствии, доспевали все созданные гномами клана скульптуры родичей, славных предков, богов и огородных пугал. Тихое, неспешное заклятие затягивало свежие раны камня на тонкой резьбе и добавляло статуям блеска и долговечности. Но сейчас спокойствие и тишину будоражил зловещий шепот.
— Давай, надевай!
— Куда?
— Давай на этого!
— Маловат!
— Да вон на того, толстого! Самый размер! Как на него сшито!
— А кто это?
— Да откуда я знаю? Под тряпкой не видно! Старейшина какой-нибудь.
— Готово! Страшно все-таки… Думаешь, выдержит? Знаешь, сколько мама за него заплатила?
— Драконова кожа? Конечно, выдержит! Давай, качай!
— Помоги!
Несколько раз чпокнул поршень, в зале появился острый неприятный запах.
— Поджигай! Давай огниво! Держи трубку!
— Не нужно огниво, здесь колесико!
Струйка огня распорола темноту и почти дотянулась до статуи.
— Давай сильнее!
— Я стараюсь!
Снова зачмокал насос. Следующий огненный выдох лизнул подножие камня.
— Дай, я! Что вертеть?
— Нет! Не трогай!!!
Но щедрый поток огня уже хлынул к статуям и впился в цель. Остро завоняло паленым.
— Здорово! И ничего сложного!
— Осторожно! Она греется!
— Ничего не греется. Ой, горячо! Мама!
Огненная струя вдруг вильнула вбок, зачерняя копотью белый камень, а потом, чуя свободу, хлестнула по головам изваяний, мгновенно слизав тонкую ткань. Десятки лиц открылись в свете пламени. Неожиданно громко от одной из статуй откололся кусочек камня.
— Мама! — заявили два голоса хором. — Бежим!
Стукнула об пол стальная трубка на гибком рукаве. Быстрый топот растворился в каменном лабиринте, оставив пустынный дымящийся зал. Наступило зловещее предгрозовое затишье.
— Насорили тут, — бурчала Идрис, шествуя по пустынному каменному коридору.
На самом деле вокруг не было ни соринки, но гномелла всегда исповедовала разумную строгость. Тяжкую обязанность следить за порядком в клане жена вождя взвалила на себя самоотверженно и добровольно, и не нашлось в роду посмевших возразить ей героев. Ибо не знала Идрис в мире силы, способной вызвать у нее страх, а вот сама нагоняла страх немалый. Еще в нежном возрасте, будучи крепкой румянощекой девочкой, она до смерти забила корзинкой с едой неосмотрительно напавшего на нее волка. Великая слава и волчья шуба упали на девочку, и тень великого позора обволокла ее мать.
