Каирский синдром | страница 14



Саша обладал гениальной памятью: в Каир прилетел лишь на месяц раньше меня и успел освоить египетский диалект.

Он ржал над моими неловкими фразами, которые я с трудом артикулировал на книжном арабском, типа:

— О продавец, не найдется ли у тебя пачка сигарет?

Своим смехом Саша поставил меня в невозможное положение. Это был вызов. И теперь, после трех лет ленивого изучения языка в институте, я рьяно взялся за арабский разговорный.

Через месяц-полтора я лопотал почти так же бегло, как Саша. Продавцы удивленно раскрывали рты, советские генералы брали на переговоры, а египетские офицеры засыпали прибаутками.

Египетская народная мова стала для меня родной и до сих пор звучит в ушах, хотя я лет тридцать не говорю на ней.

Нет случайных встреч. И наша встреча в юности не была случайной. Студенческая дружба продолжалась пять лет, потом мы с Сашей виделись редко. Но я всегда чувствовал его присутствие — и при его жизни, и после его смерти.

В чем секрет его магнетизма и влияния на других? Почему человек пьющий и безответственный так притягивал? Наверное, потому, что он был сделан из иного, более легкого и воспламеняющегося материала. Наша тяжелая земная атмосфера была не для него.

Он был, конечно же, ленив. И не мудрено, ведь ему так просто все давалось. Много позже, когда он работал в «Росвооружении», его неоднократно хотели уволить — за прогулы и пьянство, но в последний момент вспоминали, что такого арабиста им не найти. Он производил магическое впечатление на арабских генералов, и каждые переговоры с его участием заканчивались подписанием контракта.

Человек стремился к высшему, но в него крепко вцепилась система. Он сделал карьеру не потому, что хотел, а потому, что так получилось.

В Каире я написал один из своих первых рассказов — о молодежной попойке конца 60-х. Там были выражения типа: «Никита вошел в комнату, тяжело передвигая слоновьи ноги, медленно достал из кармана ратинового пальто бутылку и начал наливать по стаканам, стараясь не пролить ни капли…»

Саша тут же сказал категорически:

— Отставить, это никуда не годится. Чистый соцреализм!

И я послушался: убрал текст подальше и больше никогда не давал тягучих физиологических описаний.

Я впервые увидел Сашу 1 сентября 67-го. Площадка перед главным зданием МГУ на Ленинских горах: ребята и девчонки с рюкзаками и гитарами.

Всех поступивших в Институт восточных языков при МГУ отправляют на картошку. Среди ребят выделяется один. Ему 16 лет, живые карие глаза, прядь темных волос, сигарета во рту. Он поет песни Битлов, абсолютно точно имитируя Пола, Джона и Джорджа. Его зовут Саша. Он — центр притяжения для этих по-походному одетых советских ребят и с ним самая красивая девушка факультета — Таня.