— Всего лишь сдержанно защищаюсь, — прояснил свою тактику Шелленберг. Однако шеф гестапо никаких объяснений не принимал:
— …И коль уж вы начали зарываться, то позвольте напомнить, что агент Йозеф Мюллер, имевший неосторожность слыть моим однофамильцем, проходил по вашему ведомству. Его непосредственно вел ваш сотрудник Кнохен. И именно через этого Йозефа, — «гестаповский мюллер» не стал лишний раз упоминать его фамилии, — адмирал Канарис осуществлял связь с высшими иерархами и чиновниками Ватикана, которые, в свою очередь, имели прямой выход на английского королевского посланника в Ватикане сэра Осборна, чье сотрудничество с английской разведкой не требует никаких доказательств. Вы согласны со всем сказанным? Или же опять последуют какие-то возражения?
— Не со всем, но в основном — да. Нет смысла отрицать то, что уже общеизвестно, — помрачнел Шелленберг.
— Тогда, может быть, стоит напомнить вам о том майском, сорокового года, разговоре, который состоялся у меня и у вас с начальником РСХА Гейдрихом. Который прямо приказал вам расследовать дело агента Йозефа Мюллера и провести первый, пусть пока еще неформальный, допрос адмирала Канариса.
— Гейдрих действительно просил меня поговорить с адмиралом…
— Гейдрих не признавал и даже не ведал такого способа общения с подчиненными — «просить». Он приказал вам, Шелленберг, вплотную заняться этим делом, — жестко парировал шеф гестапо. — И я поддержал его в этом решении. Теперь вижу, что мы с Гейдрихом ошиблись в выборе. Вам нельзя было поручать расследование дела Канариса, Вальтер. Вы сделали все возможное, чтобы увести его из-под удара.
— Подобных попыток я не предпринимал, — неуверенно ответил бригадефюрер. Шелленбергу было крайне неприятно то, что Мюллер начал углубляться в события трехлетней давности, о которых сам он давно хотел забыть.
— Предпринимали, Вальтер, предпринимали. Причем это еще не самый странный и страшный для вас вывод, к которому неминуемо можно прийти, глядя на то, как вы нападаете на старого добряка Мюллера. И, что самое странное, нападаете по совершенно пустячному поводу, — неожиданно мягко, с покровительской отцовской улыбкой на устах, произнес шеф гестапо, — когда добряк Мюллер всего лишь поинтересовался вашим мнением об адмирале Канарисе. Несерьезно это, Вальтер.
— Как вы уже поняли, свое мнение о Канарисе я высказал, — слегка стушевался шеф разведки СД, удивляясь еще и тому, что в кои веки Мюллер вспомнил его имя и теперь не устает повторять его.
