— Это еще что за дама? — попытался он состроить все ту же пресловутую «хорошую мину при скверной игре».
— Вы заходите слишком далеко, Канарис, — вновь осадил его Британец.
— Вы не позволяете мне задавать уточняющие вопросы.
— Зато позволю себе уточнить, что вряд ли вам станет легче от того, что в Берлине вам, британскому шпиону, предателю Германии, придется взойти на эшафот в то же мрачное утро, что и двум вашим агентам в Париже.
Канарис конвульсивно передернул кадыком, словно петля палача уже затягивалась на его шее. Знал бы этот самый Британец, скольких врагов он сумеет ублажить своим разоблачением и с каким вожделенным трепетом они прочтут в газетах о его казни!
— Не спорю, перспектива мрачная.
— Понимаю, вам понадобится какое-то время, чтобы прийти в себя, но делать это следует по-мужски, не пытаясь сжигать мосты… через Ла-Манш.
— Мосты через Ла-Манш сжигать теперь уже действительно не стоит, — задумчиво согласился Канарис.
— Вашу госпожу Шрагмюллер французы деликатно завербуют, и с ее помощью вы сольете им всю нужную информацию об Утренней Звезде, или как там именует себя госпожа Зелле.
— Но вы не тронете Шрагмюллер.
— Одно из правил английской королевской разведки гласит: «Никогда не следует ни влюбляться самому, ни влюблять в себя своих агентурных женщин». Никакие разъяснения его не сопровождают, однако всем известно, что это слишком дрянная примета, обычно преследуемая неминуемым, умопомрачительным провалом.
— Это мое условие: вы не тронете Шрагмюллер, — не стал оправдываться Канарис.
— Если вы так настаиваете, — благодушно согласился Британец.
— Вы гарантируете, что она сумеет вернуться в Берлин.
— Лучше в Мадрид, — уже откровенно подтрунивал над ним Британец. — Ради сотворения хоть какой-то конспирации, которая понадобится больше вам, нежели Элизабет.
— Вы гарантируете это, — фанатично настаивал на своем Канарис, не вызывая этим у Британца ничего, кроме оскорбительного сочувствия.
Но и его Канарис воспринимал сейчас с благодарностью. Стремление выступить в роли спасителя Элизабет было продиктовано уже вовсе не тем, что и с Кровавой Баронессой святую заповедь английской королевской разведки он тоже умудрился нарушить. Просто таким образом он пытался спасти уже даже не Шрагмюллер, а собственную честь, остатки профессиональной порядочности и элементарной шпионской этики.
— Предлагаю вполне приемлемый вариант. После сдачи танцовщицы мы позволим госпоже Шрагмюллер благополучно — через милую вашему сердцу Испанию — вернуться в Берлин, чтобы использовать ее в самом крайнем случае, в роли связной. Между мною и вами — связной, — победно улыбнулся Британец.
