Но тут же умолк: в класс вошла Нина Борисовна.
Синицын опустился на свое место. В голове его гудело, как в школьном коридоре на
большой перемене.
«Обижают, — он вдруг шмыгнул носом, — все меня обижают, даже Зойка, и та...»
Весь урок Синицын сидел как на иголках. Еле дождался конца. Нина Борисовна
продиктовала домашнее задание, собрала со своего стола журнал, тетрадки и ушла. Все
тоже делали вид, что собираются, но сразу же после ухода учительницы Живцов
подскочил к двери и заложил ее ножкой стула. Класс загудел.
— Не орите! — поднял руку Лысюра. — Будем проводить закрытое собрание.
— Как же не орать! — взорвался Живцов. — Если в наши ряды пробрался шпион,
предатель...
— Кто шпион?! Кто предатель?! — подскочил к нему Синицын. — За шпиона,
знаешь... по сопатке получишь!
Их с трудом растащили.
— Спокойно, спокойно! — надрывался Черепанов. — Объявляю собрание открытым.
Пионера Синицына прошу выйти к доске.
— Зачем к доске? — струсил Макар.
— Иди! Иди!
Синицын послушно вышел и растерянно остановился.
— Бери мел! — приказал Черепанов. — Рисуй морскую корову, морскую уточку,
морское перо.
«Да не знаю я ничего такого!» — хотел было крикнуть Синицын, но рука его помимо
воли уже рисовала на доске. Он даже сам начал с интересом смотреть на то, что появ-
ляется на доске.
Морская корова была похожа на тюленя и моржа, с толстой складчатой шеей. Морское
перо только чуть-чуть напоминало птичье перо, а уточка совсем не имела ничего общего с
обычной уткой — это были толстые короткие стебли с пучками листьев на конце.
— Ну вот, видите?! — воскликнул Живцов, кивая на доску. — Он прекрасно знает
всех морских животных: коров, собак, свиней... А вчера прикинулся Незнайкой на Луне!
Синицын пробормотал, запинаясь:
— Вчера я действительно не знал...
— А сегодня знаешь! — ехидно бросил Живцов. — Вчера на пустяковые вопросы не
мог ответить, а сегодня даже рыб с зелеными костями назвал, не моргнув глазом. Да ведь
этого даже старые кавээновцы-пенсионеры мне никогда не могли сказать!
— Сказки для второго-третьего класса! — поддакнул Лысюра.
Макар в отчаянии приложил руку к груди:
— Это правда, чистая правда! Я вот только объяснить этого не могу, поверьте на
слово... — и вдруг выкрикнул: — Честное пионерское, не могу!
На минуту в классе наступила полная тишина, как перед контрольной. Потом она
взорвалась отчаянными криками и шумом:
