— Мне все равно.
— Вы, считайте, с того света вернулись, Андрей Дмитриевич, — встает он с кровати, громадный пожилой мужчина в роговых очках. Я провожаю его взглядом и думаю: «С того света, значит, Яхнина, выходит, повидал…» — и опять ухожу в забытье.
* * *
И опять возрождаюсь: кто-то легонько тормошит за плечо. Уже полный ясный день. Тот же длинный больничный коридор. Муть, боль в голове, ноющая боль во всем теле. Ишь, сколько их собралось около моей кровати… раз, два, три, пять — пересчитываю мысленно. Ну, Радунская здесь, это еще понятно, но тут еще мой недруг, господин редактор и профбосс Лапина, и ответ-секретарь, и еще один коллега. Проявили заботу, пришли проведать, притащили каких-то компотов, яблок… надо же!
Радунская, разовая любовница моя, как всегда, нарядная, праздничная, смотрит на меня с каким-то ужасом. Наверно, неважный у меня видок, наверно, не украшают меня бинты, в которые, чувствую, закутаны голова и тело. Другие тоже глядят сострадательно, как на смертника, а редактор Поликарпов, слышу, спрашивает:
— Ну как ты, Андрей?
Говорить трудно: разбиты, видимо, губы или выбиты зубы, но я все-таки кое-как отвечаю:
— Ничего… сносно.
— Мы поговорили с главврачом. Тебя сегодня переведут в отдельную палату.
— Зачем? И тут неплохо.
— А там лучше. Телевизор, то-се.
— Ну, что ж. Ладно. Спасибо.
— Врач говорит, что все обойдется, только надо отлежаться. У тебя, я слышал, семья в отъезде?
— Вроде бы.
— Вот мы не знаем, надо ей сообщать или нет? Если надо, то нужен адрес или телефон.
— Не вздумайте.
— Не надо?
— Не вздумайте, — повторяю я.
— А если вдруг позвонит, Андрюша, что ей сказать? — страдальчески спрашивает Радунская.
Я на миг прикрываю глаза. Смотреть на яркий свет почему-то больно.
— Если позвонит, я в командировке, поняла? Еще лучше, — складываю я по слогам слова, — дай телеграмму, если не сложно.
— Конечно! А куда? И какой текст?
— Текст простой. Запиши… — и она тотчас достает из своей сумочки блокнот и карандаш. (Журналистка все-таки!) Я медленно диктую адрес тещи — не забыл-таки, не отшибло память окончательно. — Затем так… «Уезжаю две недели командировку». Ну, добавь: целую. Ну и подпись: Андрей. Сделаешь?
— Сразу же пошлю! — горячо обещает несравненная.
И больше, кажется, говорить не о чем. Но редактор Поликарпов не удерживается. Ему нужно знать:
— Как же так получилось, Андрей?
Что ответить? Боль, муть, проблески света сквозь темноту.
— Возвращался после поминок. Приятель погиб… Вика знает. Пьяный, конечно, был. Дальше не помню.
