Знакомую полковника Родянски значительно больше обеспокоило присутствие поблизости некой неизвестной ей особы, и она то и дело поглядывала в сторону коленопреклоненной женщины в надежде, что та закончит свою молитву и удалится из парка. В конце концов, решив выяснить, не сделалось ли женщине дурно или не случилось ли с ней какой-то другой неприятности, они подошли поближе. И тут только поняли, что перед ними стоящий на коленях труп. Полковник Родянски вызвал полицию, но предварительно позаботился о том, чтобы сохранить в тайне имя своей спутницы, и отослал ее домой».
Акт был подписан теми же двумя офицерами, что подписали и акт о первом убийстве, — Люблинским и Копкой. Я откинулся на кожаную спинку сиденья. Описание второго убийства было подробнее первого, отличалось почти литературным слогом, однако, как и в первом случае, в нем отсутствовали слишком существенные детали, на пропуск которых я не мог не обратить внимания. В акте не было никаких упоминаний ни о способе, ни об орудии убийства.
Я снова повернулся к Коху. Он все еще спал, голова его болталась в такт неожиданным толчкам экипажа, ехавшего по грязной и ухабистой дороге. Шляпа сержанта свалилась на колени, а парик сполз на правое ухо. Я тоже закрыл глаза и попытался представить себе более или менее полную картину описанных событий. Каким образом были убиты эти люди? Какую цель преследовал убийца? И как могло случиться, что два офицера с большим опытом расследования преступлений (к такому выводу я пришел исходя из того, что Люблинский и Конка присутствовали на месте преступления в обоих случаях) не дали ответа на два важнейших вопроса любого следствия по делу об убийстве?
Оглушительный удар грома, последовавший за ослепительной вспышкой молнии, прервал мои размышления и дремоту Коха. Сержант подскочил, словно от ружейного выстрела, и сразу же одной рукой попытался поправить парик, а другой перекрестился.
— Боже мой, сударь! — громко проворчал он. — Воистину, природа была создана, чтобы ставить преграды деяниям человеческим.
— Всего лишь водяной пар, сержант, — с улыбкой произнес я. — Электрические разряды в небе. Один наш выдающийся соплеменник как-то написал памфлет по данному предмету. «Не существует ничего, — говорил он, — что не могла бы объяснить наука».
Кох повернулся ко мне:
— Неужели вы и в самом деле верите этим словам, герр Стиффениис?
— Несомненно! — решительно ответил я.
— Искренне завидую вашей уверенности, — пробормотал он, наклоняясь, чтобы поднять шляпу с пола кареты. Он стряхнул пыль с коричневого бархата и аккуратно увенчал ею свою макушку. — Значит, для вас на свете не существует никаких тайн, сударь?
