— Кто это? — спросил Ваня у Гали. — Это ваш новый учитель?
Галя приложила палец к губам и, схватив Ваню за руку, отвела его поближе к забору.
Ваня смотрел на нее с удивлением.
— Тише, тише, — сказала она. — Пусть он пройдет. Ах, какие он принес мне страдания! Разве ты не помнишь его? Ты должен его помнить. Это наш старый учитель истории, Иван Сергеевич.
— Как — Иван Сергеевич?..
Что стало с Ваней? Галя в изумлении смотрела на него. На тихом, спокойном лице его отобразилось сильное волнение. Оно даже побледнело. Но взгляд сиял необыкновенной радостью. Он смотрел на Галю и не видел ее и все повторял:
— Как — Иван Сергеевич?.. Он жив? Он жив, значит! Ведь мы же с ним вместе воевали!..
Потом, оставив Галю и забыв обо всем на свете, он бросился бежать, перескакивая через дрова, через сугробы и проваливаясь по колено в снег.
Он догнал Ивана Сергеевича у ворот и загородил ему дорогу, широко раскинув руки.
— Иван Сергеевич! — крикнул он. — Это я, Полосухин Ваня, лейтенант, штурмовик.
Они тотчас же узнали друг друга.
Иван Сергеевич уронил свою палочку и так же, как Ваня, широко раскинул руки. Они обнялись.
«Нет, — подумала Галя, — так не встречал его никто».
И верно. Девочки, вместе с Анкой выбежавшие в ту минуту на школьный двор, увидели странную картину.
У ворот их школы стояли, обнявшись, два воина. Один был еще совсем молодой, а другой еще не старый, но с лицом, изборожденным шрамами. И юноша целовал их, как святыню.
Они ничего не говорили, молчаливые и нежные в своем порыве.
Они стояли обнявшись и никого не стеснялись.
А возле них стояла Анка, держа, как ружье, на своем плече легкую тросточку учителя. Она только что подняла ее в снегу.
И никто из них не плакал.
Плакала одна только девочка, которая так хорошо умела рассуждать, но, потеряв отца, не могла стать выше своего горя и склонилась перед ним, как цветок, далекий от своей опоры, потому что отец очень баловал ее и любил, и которая спрашивала, что такое красота, и воля, и долг, и совесть, и которая не хотела совершить того подвига, какого ожидали от нее все, на что все надеялись, а искала иной славы — ради тебя, о Родина, и ради себя немножко.
И, боясь встретиться с учителем истории и со своими друзьями, она взобралась на высокий штабель дров, стоявший рядом с забором, и плакала там, как дитя, еще не получившее паспорта, а потом прыгнула через забор на улицу и как безумная побежала по ней, гонимая самой обыкновенной совестью.
