— "Девятнадцатому" вылет назначен по готовности. Как мне сообщили, должен прибыть еще один человек…, — сказал капитан, и посмотрел на серый бланк, положенный под лист стекла на столе. — Некто Владимир Вейхштейн, лейтенант НКВД.
Я кивнул. Так вот как зовут моего сопровождающего… Хм-м, интересно, а кто будет главнее? Наверное, все-таки он, так что это мне надо называть себя… ну, скажем, подопечным, а не его сопровождающим. А то — ишь, присвоила кобыла ременный кнут…
— Но его пока нет, так что придется подождать. Да, вы же, наверное, голодный…
Капитан снял трубку телефона.
— Надежда! Сейчас человек придет — накорми и обиходь. Ну и что, что рано? Не в ресторане буржуазном… А я говорю, накорми! Да не знаю я, когда эту клятую картошку подвезут, ну что ты будешь делать…
Было слышно, как неведомая Надежда что-то с жаром выговаривает капитану, судя по всему, не слишком обращая внимание на чины и звания.
— …короче, накорми человека. И хватит кровь из меня пить, а то Семена выпущу.
Странная угроза возымела мгновенное действие — из трубки послышалось что-то вроде "хорошо".
Капитан бросил трубку на рычаг.
— Это повариха наша. А Семен — мужик ее. Механик от бога, но пьет, мерзавец. Как он ей фонаря подвесит, я его закрываю, чтобы не бузил, значит. Так и живут — она в кухне, он на "губе". Смешно, чес-слово… Впрочем, это все лирика. Когда прибудет лейтенант, доложитесь мне. А пока, товарищ Вершинин, отправляйтесь в служебный корпус, там найдете столовую. А уж мимо Надежды не пройдете…
…Пройти мимо Надежды было бы и в самом деле затруднительно — богатырских статей женщина, подбоченившись, стояла в дверном проеме прямо под облупившейся вывеской. Белые буквы на выцветшем, когда-то синем фоне гласили: "Столовая".
— Это тебя, что ль, накормить?
— Меня.
— Только разносолов не жди, тут все по-простому.
— Да я не привередливый.
Надежда смерила меня взглядом.
— Ну пошли.
Миска разогретой перловки, два сваренных вкрутую яйца, два ломтя черного хлеба и кружка порошкового молока — признаться, я рассчитывал на гораздо меньшее. К тому же с прошлой "заправки" прошло часов двенадцать, и я уписывал завтрак так, что за ушами пищало.
— А ты сам-то откуда? — поинтересовалась Надежда, когда я принялся за кашу.
— Из Москвы.
— Из самой Москвы? — ахнула повариха.
— Угу.
— Далеконько тебя занесло! Бомбят Москву-то?
— Бомбили… А теперь уже нет.
— Получили, выходит, по зубам, изверги… А Москва-то говорят, большая очень? А товарища Сталина видел?
