Честно говоря, мне даже понравилось летать. И пусть я так и не побывал в пилотской кабине, а все время лишь таращился в квадратное окошечко иллюминатора, теперь я понимал людей, которые не мыслят себя без неба. Когда самолет, такой, казалось бы, тяжелый и неповоротливый, натужно гудя моторами, карабкается в небо, а тебя, влипшего в чашку сиденья, словно подталкивает снизу могучая сила — с чем это можно сравнить? Как там в песне поется — "Нам разум дал стальные руки-крылья"? Замечательная песня! Но как бы я ни восторгался, похоже, настоящим летчиком мне не бывать — потому что для меня лучшими за все время перелетов были все-таки те моменты, когда самолет вставал "на три точки" на аэродромах.
…Самолет остановился, и винты, провернувшись в последний раз, замерли. В салоне, освещенном двумя тусклыми желтыми лампами, воцарилась тишина — слышалось лишь бормотание и возня летчиков в кабине. Вот скрипнула дверца, и в салон вышел второй пилот, рослый и какой-то нескладный чернявый мужик.
— Ну что, москвич, проснулся?
— Да я и не спал…
— А зря. Я бы вот сейчас придавил сутки. Или даже пару, — он судорожно зевнул.
Я не сдержался, и тоже зевнул. Пилот устало улыбнулся.
— Вот видишь… Ладно, пошли. Провожу тебя к Лукину. К начальнику аэродрома, то есть. Сдам, так сказать, лично в руки… Мешки свои не забудь.
Начальник аэродрома размещался в маленьком вагончике в сотне метров от летного поля. Чуть поодаль виднелись приземистые коробки ангаров, за обваловкой, прикрытые легким навесом, стояли цистерны с топливом.
Пилот постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, открыл.
— Ну кто еще там? — недовольным голосом поинтересовался сидевший за столом человек.
— Доброе утро, товарищ капитан, — сказал пилот. — Лейтенант Никоненко, второй пилот с "полста седьмого". Только что прибыли.
— Что у тебя, Никоненко?
— Тут товарищ из Москвы, вы, должно быть, уже в курсе.
— Хорошо. Что-нибудь еще, лейтенант?
— Никак нет. Разрешите идти?
— Ступайте. Готовьтесь к разгрузке, машина будет минут через десять. Бумаги в диспетчерскую…
— Здравствуйте, — я протянул капитану документы.
— Из Москвы… Угу, товарищ Вершинин. Выходит, это вас "девятнадцатый" дожидается.
Я пожал плечами.
— Наверное.
Капитан оказался совсем молодым — наверное, еще и тридцати не было. Старили его щетина и красные от недосыпа глаза.
Заметив мой взгляд, капитан смешно сморщил нос.
— Да, побриться бы не мешало, я знаю. Некогда.
Я машинально потер подбородок. Мне побриться тоже не помешало бы.
