Я пожал плечами.
— Честно говоря — не знал.
— Ну да, ну да, — странно улыбнулся Вейхштейн. — То есть у вас с ней ничего и не было, что ли?
— Что, сдурел? — повторил я.
— Хм. А знаешь — это даже и неплохо…, — Вейхштейн ушлепал в свою кабинку.
— В каком смысле?
Вейхштейн не ответил — рьяно намыливая мочалку, так что пена летела выше стенок кабинки, он насвистывал первые аккорды "Тореадора".
Зоя… Я снова вспомнил наше первое знакомство — и то, что последовало за ним. Здесь она совершенно иная: волосы убраны назад, тонкие брови вразлет, и куда только застенчивость девалась… Все-таки как сильно людей меняет время! Хотя — только ли время? Все-таки после смерти Прохорова-старшего, как я понял, именно она руководит прииском, а чтобы удержать в руках людей и производство, тем более такое сложное, нужно уметь принимать решения и не бояться ответственности. Тут на отцовском авторитете не выедешь, тут самой надо быка за рога брать.
В коридоре нас, отмытых до скрипа и гладко выбритых, уже ждала Зоя. Стоило нам появиться, она, до этого момента совершенно серьезная, вдруг прыснула.
— Дайте угадаю — подбородки? — мгновенно среагировал Володька.
— Ой, извините… Ну… да. Просто здесь все давно уже загорели и такого…, — она покрутила пальцами около подбородка, — уже не увидишь. Хотя если дядю Лаврика побрить, то, наверное, будет что-то в том же роде…
— А кто это — дядя Лаврик? — поинтересовался Вейхштейн, словно бы невзначай становясь поближе к Зое.
— Я дядя Лаврик, — раздался густой бас. Это было настолько неожиданно, что я едва не подпрыгнул — из глубины коридора появился рослый, и очень плотно сложенный мужчина: под рубашкой перекатывались бугры мышц, ворот открывал могучую шею борца. Пожалуй, он был даже покрепче Данилова. В угольно-черной шевелюре "дяди Лаврика" виднелись белые пряди, а вот в ассирийской бородище, которой позавидовал бы и Карл Маркс, не было ни одного седого волоса. Он протянул для рукопожатия широченную, как лопата, ладонь. — Горадзе, Лаврентий Ираклиевич, главный тэхнолог этого прииска.
И неожиданно подмигнул.
— Ну что, гости дорогие — ваш выход. Публика ужэ заждалась…
С этими словами он распахнул дверь.
Баня и душевая размещались в одном из четырех типовых бараков. Три из них, как я понял, были жилыми, а в четвертом располагались оружейная, столовая и баня. Сейчас перед входом в барак столпились люди — похоже, весь персонал прииска. Восемь молодых парней, вероятнее всего, были бойцами охранения — помимо одинаковых светлых тужурок явно военного образца, но без знаков различия, на это указывала их выправка. Прямо перед входом приплясывал от нетерпения невысокий толстенький человек в бесформенной панаме и мешковатой рубахе, под мышками расплывались пятна пота. Слева от толстяка стоял, заложив руки за спину, мужчина в кипенно-белой рубашке, таких же шортах и — вот это да! — самом настоящем пробковом шлеме, справа — наш давешний знакомый, седой. Как мы уже знали, его звали Степан Семенович Радченко, в чине старшины он командовал охраной. Вот и весь комитет по встрече…
